Почувствуй это снова

Наклоняется, и касается моих губ своими. Трепещу. Кожу покалывает. Он колючий весь, не брился давно. Но пусть, мне нравится. Я над землей парю в эти секунды.

Мы снова обнимаемся.

– Ко мне? – уточняет, вглядываясь в мое лицо.

Киваю.

– Да. Пожалуйста. Я больше не могу жить с ними. Не могу и всё. Ты обещал, что заберешь, если станет невыносимо.

Он тоже кивает. Двигаемся по плану.

Поднимает глаза на моих родителей и говорит:

– Пойдем поздороваемся.

Было бы легче сбежать, конечно, не оглядываясь. Но мы так не сделаем, это подло. Беремся за руки, подходим. Матвей здоровается, ставит перед фактом, что мы едем к нему. А за вещами заскочим на днях. Его голос звучит глухо, я бы сказала, не уверенно. Он будто сам сомневается, получится ли.

Мама вспыхивает. Я уже понимаю, что она скажет, и опережаю:

– Мам, мы всё решили. У меня нет сил ехать домой за подарками и так далее, я отлежусь, и завтра–послезавтра приеду собирать вещи. Заодно всё посмотрю и подарю свои.

– Юля, какая нужда куда–то переезжать именно сейчас! Ты больная вся. Давай домой, успеется.

– Я уже не заразная. – И видя, как мама грустнеет, как опускаются уголки ее губ, как сереет лицо, я спохватываюсь и быстро добавляю: – Прости. Мамочка, прости меня. Мы чуть не потеряли малыша и хотим побыть вдвоем.

– Так будьте у нас!

– Ладно, пусть едут, – встревает отец. – Если что — заглядывайте на ужин.

– Хорошо, спасибо, – сдержанно благодарит Матвей.

– Мы пойдем уже, я очень слабенькая, едва стою, – заканчиваю спор, схватившись за рукав Матвея.

Они с моим отцом пожимают руки, после чего Мот берет мои пакеты, и мы спешим в сторону машины.

Едем поначалу молча. Я осмысливаю то, что натворила. Расстроила. Огорчила родных людей! Ругаю себя, как всегда это делаю. Злюсь! Ну как же так–то! Тяжесть на душе каменная. Следом заставляю усилием воли успокоиться. Это было твердое решение, я предупреждала, что поеду к Матвею. Они не восприняли всерьез. Думали, что заберут и всё станет как раньше.

– Как ты себя чувствуешь? – повторяет Матвей самый популярный за последние дни вопрос.

– А ты? – перевожу тему.

Смотрю на его лицо внимательно. Ран нет, но следы избиения, если приглядеться, заметны. Синяки, чуть опухшее веко. Зеленоватое пятно на лбу. Я вижу всё это, пропускаю через себя. Я действительно хочу знать, как он. Мой любимый человек.

– Лучше, – слегка улыбается. – Вчера отоспался. Хотел приехать, хоть в окошко на тебя посмотреть. Но вырубился мертво.

– Я так и подумала.

Его лишь вчера вечером выпустили. Натерпелся там.

– Проснулся от сообщения, что тебя выписывают. День тут же заиграл яркими красками. Но спешил так, даже не побрился.

– Это ерунда.

– Дома бардак, я не успел убраться. Не обращай внимания, окей?

Да какая вообще разница! Уберемся сами, когда силы появятся! Осмелев, ладу ладонь на его бедро, поглаживаю.

– Ты мне всё сегодня расскажешь. Вообще всё, в подробностях, понял? – ругаюсь.

У самой слезы наворачиваются, истерика хватает за горло, ломая голос, превращая его в жалкий, просящий. Я сжимаю губы, резко замолчав. Кусаю их, дабы упокоиться. Страшно за него было. Всю неделю там. Не то слово, как страшно.

– Переживала, что ли? – подкалывает. На дорогу смотрит. Напряжен, это заметно.

Тоже переживал. Но хорохорится.

– Ты мне очень нужен, – повторяю фразу, которую уже говорила ему сотню раз.

Вряд ли ее можно заездить. Не в нашем случае. Кожу сильнее покалывает. Я его так сильно люблю, что дышу с трудом, просто находясь рядом после разлуки. Мало его. Хочу больше. Жить с ним, спать с ним, любить его.

Он до безумия мне нравится. Я не просто к нему домой еду, а парю, сидя на пассажирском сиденье.

– Понял уже, – говорит Матвей.

Бросает взгляды снова и снова.

– Что–то не так? – открываю зеркальце, проверяю лицо. Глаза диковатые, кожа бледная, под глазами мешки. Супер. Но что поделаешь?

– Ты красивая, – говорит он.

– Что? – улыбаюсь широко. – Ты шутишь сейчас?

– Неа. Красивая, как мне нравится. И вся моя. Но пока еще не привык, хояется всё время смотреть.

Волоски поднимаются от удовольствия. Я откидываюсь на сиденье и закрываю глаза. Молчу, улыбаюсь. То ли еще будет, Матвей. Подожди только.

Дома, поздоровавшись с бабушкой, первым делом направляюсь в душ и долго отмываюсь после больницы. Потом мы втроем обедаем и расходимся по комнатам. Бабуля отправляется к себе, а мы с Матвеем — к нему.

Заваливаемся в кровать обнимаемся. И долго–долго говорим обо всем на свете. О том, что пережила я. О его страхах. Потом, устав и выпив чая, смотрим какой–то фильм по телеку, пока не засыпаем в обнимку.

Больше ни на что нет сил. Всё прочее — завтра. Вместе поедем на экспертное УЗИ, куда я записалась с огромным трудом, потому что большая очередь. Вместе будем планировать, что дальше. Сейчас хочется отдыха. Именно вот такого — на его груди, в тишине, в обнимку. Чтобы трогать. Вдыхать. Чтобы быть максимально близко. И чтобы, наконец, расслабиться. Потому что единственное место, где мне хочется сейчас находиться— это тут, рядом с ним.