Почувствуй

Настоящая райская птичка, символ счастья и погибели одновременно. Как в легенде – если гамаюн упадет, ты умрешь.

Так и будет, я давно это понял. Еще одну потерю в жизни я не переживу.

Юля бледнеет, хотя секунду назад казалось, что предел достигнут и перебить его невозможно.

Рывок вперед, хватаю ее за талию и обнимаю, поддерживая. Она не падает. Я удерживаю. Ну слава богу, живем пока.

Юля вцепляется в мои плечи удивительно сильно. Выглядит–то совсем слабенькой. Подхватываю на руки и, прямо в кедах, прохожу в ее комнату. Укладываю в кровать. Виктор Арсеньевич следует по пятам.

Быстро разуваюсь, чтобы не злить и не давать поводов для придирки.

– Пап, Матвей побудет со мной, хорошо? – говорит Юля. – Раз уж приехал. Пожалуйста.

– Я ненадолго, – говорю быстро.

Он молчит. Потом недовольно поджимает губы.

– Тогда я чайник поставлю.

– Я помою полы, – обещаю по возможности спокойно, но выходит будто с вызовом.

– Непременно, – отвечаю Юлин отец и выходит из комнаты.

Выдыхаю. Быстро закрываю плотно дверь и возвращаюсь к ней. Присаживаюсь на край матраса. Смотрю на Юлю. А она смотрит на меня.

Глаза — два блюдца голубых. Белки покрасневшие. Ее боль висит в воздухе, она в меня впитывается и душу рвет. Юля мне как–то сказала, что ничего с этой периодической болью не сделаешь, что нужно терпеть. Потом заявила, что секс помогает, и ей становится легче. Но при этом отталкивает меня при любой возможности.

– Прогуляла в субботу «упражнения», вот и результат, – говорю назидательно.

Юля фыркает. Высокомерная, гордая. Перья распушила. Сидит на кровати, моль белая.

– Я оружие дома забыл, – ставлю перед фактом. Хлопаю себя по футболке, штанам. – Пустой.

– А я заряжена ядеркой, имей в виду. Если вздумаешь уйти – применю. Я готова стрелять в спину.

– Стреляй, – отвечаю спокойно. – Но я никуда не собираюсь. Стреляй в грудь.

Она задыхается будто. Пялится на меня. А я на нее. Пульс стучит. Меня топит ревность, потому что эта девушка... вдох–выдох.

Она просто прекрасна во всех отношениях.

Молчим.

Однажды я на нее налюбуюсь. Так случится. У всех случается. Но точно не в ближайшие лет сорок.

Выдра хмурится, губки кривит. Невыносимая, вредная, ядовитая.

Закрывает глаза. По щеке слеза медленно катится. Не знаю, от боли или из–за моего присутствия.

Ну уж извините.

Бессилие прокатывается по коже. Я осторожно наклоняюсь и требовательно обнимаю ее. Крепко. Чтобы воздух из легких выбить и закричать не могла.

Три года она моя, а всё как по минном полю.

– Ты мне сегодня снилась, – говорю на ухо. Ласково. Нежно. По крайней мере мне так кажется. Чуть отпускаю. – Всю ночь.

– Это проверить невозможно, – сквозь зубы. Раненые выдры в разы опаснее здоровых, надо это знать, когда имеешь дело. – Пустая информация.

– Просто порадуйся.

– Вот еще.

Целую ее в висок. Трусь о щеку носом, вдыхая запах. Жадно. С каким–то дичайшим и совершенно неуместным в данный момент голодом. Тело на Юлю откликается моментально.

Ее отец в каком–то роде прав: я тот еще псих. Топят стыд, ревность, страх за нее. Ей плохо, а я хочу ее. Блть, как я ее всё время хочу.

Смачиваю языком пересохшие губы.

Боевая выдра вдруг отмирает. Руки летят ко мне, она обнимает за шею изо всех сил.

Я осторожно укладываюсь рядом на бок. Кладу ладонь на ее плечо. Веду ниже. Провожу пальцами по груди, не акцентируя внимания. Касаюсь живота. И осторожно поглаживаю область ниже пупка и выше резинки шорт. Где болит. Черчу круги, волнистые линии. У Юли изумительная гладкая бархатистая кожа.

Выдра не отталкивает. Обнимает. Лежим. Приучаю.

– Тебе Любаша сказала? – шепчет. – Что меня увезли.

– Да. Я приехал к твоему универу, но тебя уже отец забрал. Люба тетрадки передала. Как повод приехать.

– Спасибо ей. Они мне очень нужны.

– Да, она подсуетилась вовремя. Я еще эклеры купил.

– Круто. Когда уже до моего отца дойдет, что я к ним равнодушна, и ты именно его соблазняешь.

– Бу–га–га. Тебе там тоже кое–что есть.

– М–м–м. – Она морщится, потом переводит тему: – Что–то в этот раз прям прихватило. Давно такого не было. Так стыдно, снова всех перепугала.

– Уже лучше?

– Нет. Ты можешь просто полежать рядом молча?

– Могу.

Она зажмуривается. Я поглаживаю ее живот. Запахи окутывают: ее духи, шампунь, ее кожа. Нотки мяты, меда, что–то цветочное. Я могу обернуться на улице, почувствовав что–то подобное.

– И что я делала во сне? – спрашивает.

– Мы трахались, – отвечаю запросто.

Она улыбается, а потом тихо смеется. Губу прикусывает. Я тоже улыбаюсь. Она накрывает рукой мою ширинку. Сжимает. Едва успеваю почувствовать, как она отпускает.

– Тебе вообще всё равно, в каком я состоянии? Ты просто всегда хочешь.

– Ага. Тебя, – снова на ухо.

Юля, впрочем, обижается только на словах. Начинает гладить мой затылок, шею. Волоски на коже так и стоят дыбом. Я совершенно точно рядом с ней не в порядке. Реагирую–реагирую.

– Вот как с тобой дело иметь? Животное.

Пожимаю плечами.

– Выгони.

Она мешает, размышляя.

– Ты вел себя как придурок.

Молчу. Я ведь без оружия. Аргументы дома забыл, хотя полночи прокручивал в башке, что сказать ей. Всё там оставил. Ничего не взял с собой.