Под Андреевским и Красным флагом. Русский флот в Первой мировой войне, Февральской и Октябрьской революциях. 1914–1918 гг.

Русскую революцию все время сверяли по часам Великой французской революции: искали русских якобинцев, русского Марата, русского Робеспьера, русского Бонапарта. Журналист-эмигрант Роман Борисович Гуль (1896–1986) в своем сборнике очерков «Красные маршалы» проводил прямые параллели: Семен Михайлович Буденный (1883–1973) у него был русским Мюратом. Зачастую это вызывало ненужные, даже опасные ассоциации. Возможно, трагическая смерть Михаила Николаевича Тухачевского (1893–1937) связана с прочно приклеившимся к нему ярлыком «русский Бонапарт».

Штурм Зимнего сразу же стал восприниматься как российский аналог взятия Бастилии. Но и тем, кому слово «Бастилия» ничего не говорило, хотелось увидеть в штурме событие грандиозное и возвышенное. У малограмотного населения – носителя народного фольклорного сознания – включился механизм формирования эпоса, былины, предполагающих «возвышенный», обобщенный рассказ, в котором реальные события значительно перерабатываются массовым сознанием. Позднее художники и кинорежиссеры откликнулись на живую потребность общества показать штурм Зимнего как эпос. Официальный государственный заказ, конечно, присутствовал, но сами участники штурма не поняли бы художника, показавшего это событие более приземленно. В 1927 г. Сергей Михайлович Эйзенштейн (1898–1948) снял гениальный фильм «Октябрь», в котором, кстати, впервые в художественном кино появился Ленин. В этом фильме ключевой сценой был эпический по размаху штурм Зимнего. Поскольку качество съемки было невысоким, кадры штурма сейчас часто показывают под видом кинохроники. Но мало кто задумывается над тем, что ноябрьской ночью невозможно было снимать массовые сцены. Знаменитый кадр с матросами, лезущими на ворота, воплощает поэтику штурма. Нет нужды говорить, что ничего подобного в действительности не происходило. Но у искусства свой язык, и было бы так же нелепо сетовать на снежно-белые штаны убитых солдат на столь любимых Николаем I батальных картинах П. фон Гесса или Б. Виллевальде. По этим же законам писались исторические и батальные картины и в ХХ в. Любопытно, что парадный портрет Екатерины II оставляет равнодушным, а парадный портрет, скажем, Сталина еще лет десять назад вызывал у искусствоведов отвращение. Хотя приемы парадной живописи были в обоих случаях совершенно одинаковые. Впрочем, в наши дни отношение к парадным портретам Сталина стало спокойнее.

Один из мифов о штурме Зимнего получил воплощение в картине Кукрыниксов «Последний выход Керенского», на которой глава правительства переодевается в платье сестры милосердия. Керенский покинул дворец около полудня 25 октября (7 ноября) в своей машине, которая следовала за автомобилем американского посольства. Характерно, что машина с американским флажком на радиаторе и сопровождавший ее автомобиль были свободно пропущены патрулями восставших как во дворец, так и из него без всякого досмотра (который был бы нарушением дипломатического этикета). Однако слухи о переодевании главы правительства распространились очень быстро. Это отражает особенности массовой психологии того времени. В 1917 г. еще не слышали о гендерном равенстве, и для большинства жителей России переодевание политического лидера в женское платье было символом его крайнего политического падения. Человек, совершивший подобное, ни при каких обстоятельствах не мог бы уже претендовать на политический авторитет. «Краткий курс истории ВКП(б)» закрепил эту легенду: «Что касается Керенского, то он, переодетый в женское платье, успел скрыться в неизвестном направлении».

К вечеру 25 октября (7 ноября) восставшие окружили Зимний дворец. Считается, что со стороны Миллионной улицы заняли позиции солдаты гвардии Павловского полка (их казармы располагались рядом, на Марсовом поле), со стороны Невского проспекта Дворцовую площадь блокировали красногвардейцы, а со стороны Адмиралтейства – матросы. Батальон гвардии Преображенского полка, занимавший казармы прямо у дворца (на углу Миллионной улицы и набережной Зимней канавки), провозгласил нейтралитет. По подсчетам В. И. Старцева, которые на сегодня являются наиболее обоснованными, вокруг дворца располагались 4–4,5 тыс. матросов, около 2,5 тыс. солдат гвардейских полков и около 3,2 тыс. красногвардейцев.

Восставшие предъявляли Временному правительству ультиматум за ультиматумом, их представители неоднократно входили во дворец и агитировали его защитников сдаться. Силы восставших нарастали, а силы защитников дворца таяли.

Днем 25 октября (7 ноября) во дворце находилось не менее 900 юнкеров из разных военно-учебных заведений: Михайловского артиллерийского училища, Школы прапорщиков инженерных войск, 2-й Петергофской и 2-й Ораниенбаумской школ прапорщиков, возможно, из Школы прапорщиков Северного фронта. Гарнизон дополняли 137 женщин-ударниц и около 300 казаков 14-го Донского казачьего полка. Таким образом, численность защитников Зимнего в это время могла доходить до 2 тыс. человек.