Под брезентовым небом

Теперь перейдем к самой истории. Случилась она, как рассказывали мне, в тот день, когда, напечатав очередную свою рецензию, пряничник к началу представления заявился в цирк. По-обычному всех обласкав, он, естественно, и сам желал быть обласканным. Сначала наведался к директору, затем к администратору. Затем, из гардеробной в гардеробную, обошел артистов. Напоследок даже к музыкантам поднялся, поскольку в последнем абзаце рецензии не забыл отметить отличное звучание оркестра.

Перед вторым отделением, вдоволь искупавшись в ответных приятностях, собрался домой. Вышел на площадь и тут-то, не успев пройти десятка шагов, повстречался с высоким худощавым человеком.

—   А-а, это вы! — воскликнул пряничник. — Привет-приветик! Как живете, как поживаете?

—   Спасибо, не жалуюсь.

—   Приятно слышать. Другими словами, ажур?

Спросил и тут же спохватился, что развивать разговор этот дальше, пожалуй, не следует. Какой уж там ажур, если с жизнью не умеешь ладить. Она к тому лишь благоволит, кто отличается благоразумием, гибкостью, А этот. В прошлом, говорят, имел отношение к цирку — не то артистом был, не то режиссером. Затем отошел, стал что-то писать, коллекционировать. Все бы ладно, но ухитрился испортить отношения с местным цирком. Поначалу, еще не разобравшись, с кем она имеет дело, дирекция пригласила коллекционера принять участие в обсуждении одной из текущих программ. Другой бы оценил оказанное внимание. Так нет же. Пришел и наговорил неприятного. Пролог раскритиковал за шаблонность, коверного клоуна за устарелый репертуар, программу в целом за непродуманный подбор номеров. Ясно, с тех пор не стали больше звать. Кому охота себе настроение портить!

Припомнив все это, пряничник прикусил язык. Но коллекционер будто и не заметил неловкую паузу.

—  Нет, на жизнь я не жалуюсь, — улыбнулся он.— В высшей степени интересно в нее вглядываться. Кстати, нынче вашу рецензию прочел.

Поняв это как своего рода комплимент, пряничник с подобающей скромностью развел руками:

—   Ну что вы, что вы, дорогуша! Есть о чем говорить! Обычная рецензия!

—   Вы так считаете? — прищурился коллекционер. И тут же предложил: — Почему бы вам не навестить меня? Я ведь близко живу отсюда!

—   Спасибо. Охотно. Как-нибудь в ближайшие дни.

—   Но зачем же откладывать?

Пряничник поколебался: «В самом деле, может быть, зайти. Правда, в цирке могут косо поглядеть на такой визит. Но ведь могут и не узнать. Не буду трезвонить!»

Кончилось тем, что позволил себя уговорить. Свернули на боковую улицу и вскоре остановились перед домовым подъездом.

Дом как дом. И лестница обычная. И квартирная дверь. Однако стоило пряничнику шагнуть из прихожей в кабинет, как он не смог удержаться от изумленного возгласа:

—   Ого! Да у вас целый музей!

—   Музей не музей, — отозвался хозяин, — но кое-какими примечательными материалами располагаю. — И добавил неожиданно: — Теперь и вы у меня!

Последняя фраза на миг озадачила пряничника: «Меня-то к чему приплел? Можно подумать, причислил к своим экспонатам!»

—   Оставлю вас ненадолго, — извинился коллекционер. — Живу бобылем, самому приходится хозяйством заниматься. Сварю кофеек покрепче.

—   Не трудитесь, дорогуша. Стоит ли беспокоиться!

—  Очень даже стоит. Не каждый день такой гость. Оставшись один, пряничник огляделся. Кабинет занимал обширное помещение, но все равно в нем было тесно от многочисленных шкафов и полок: снизу доверху были они заполнены различными изданиями по вопросам циркового искусства. Тут же, в простенках, висели афиши и плакаты — некоторые старинные, пожелтевшие, относящиеся и к прошлому веку, и к началу нынешнего. И еще — на самом видном месте — красовались портреты артистов — тех, что своим мастерством вписали немало славных страниц в историю отечественного цирка.

«Любопытно! — подумал пряничник. — Богатейшая коллекция, а в печати о ней до сих пор ни слова. Что, если материальчик подготовить? Для воскресного номера. Под рубрикой: «В гостях у интересного человека». Или нет. Лучше воздержаться. Отношения с цирком мне дороже!»

Вернулся хозяин с дымящимся кофейником:

—  Извините, что принимаю скромно.

Поставил на стол чашки, сахар, печенье. Разлил кофе и сел напротив:

—  Вот вы, значит, какой!

Внешне это сказано было приветливо. Но глаза, глаза.  Только теперь пряничник обнаружил, какими цепкими и неотступными умеют быть устремленные на него глаза.

—   Вот, значит, вы какой!

—   То есть? Мы ведь с вами не первый день знакомы.

—   Совершенно верно. Встречаться приходилось. Но все как-то второпях, на ходу. Тем приятнее, что наконец имею возможность разглядеть.

—   Меня разглядеть?

—   Вот именно!  Да вы не отвлекайтесь. Пейте, пожалуйста, кофеек. Он у меня ароматный, собственного помола.

Пряничник поднял чашку, сделал глоток, но вкуса не ощутил. Иное почувствовал — еще необъяснимое, но беспокойное. Ему вдруг представился зубоврачебный кабинет. Опустишься в кресло: будто и удобное оно, и врач ведет успокоительный разговор, но ты-то знаешь, что за спиной у тебя он готовит щипцы.