Под часами

Я учила тебя говорить правду. Всю жизнь я учила тебя этому. Может быть, неправильно учила, потому что, если бы учила правильно, ты бы прежде всего не врал сам себе — тогда остальное просто… ты меня не слушаешь… послушай, послушай… если ты можешь сказать самому себе: я не знаю, где правда, обязательно ее найдешь… если не сделаешь этого, превратишься в Лысенко… и не решай за все человечество… у заблуждений больше адресов, а если добавить к этому ложь… я виновата перед тобой, когда молчала в ответ на твои вопросы, но чужая правда всегда чужая… надо найти свою… найти тебе самому… наступает такой момент, когда уже невозможно отложить это на другой день… даже на другой час… вперед идти всегда легче… и мне не нравится, как ты выглядишь… ты что, поссорился со своей женщиной… прости, женой… матерям редко нравится сыновий выбор… они ревнивы, как все женщины на свете, но нет ничего точнее женской интуиции… думай, сын, думай, я учила тебя этому всю жизнь… этому! Учила!.. Я же так жила тобой… по-моему мы теперь не скоро увидимся… но не забудь придти попрощаться…

— О чем ты, мама?! Мама!.. — Но она больше не откликалась. Он сидел, повесив голову, опираясь руками на колени…

— Эй, ты што? — Люба тронула его за плечо…— Тебе плохо?.. — Он поднял на нее глаза, долго смотрел, качая головой взад-вперед, вроде бы в знак согласия, и потом тихо сказал:

— Мне хорошо… теперь мне хорошо

Отрыжка

Река времени с шумом врывалась в узкую горловину. Под этот шум вскипали бесконечные споры на кухнях и в тихих углах квартир, они кончались ссорами друзей и бессоными ночами супругов, проклятьями живущих на разрыв детей, фанатичными воплями стариков и насмешливым недоверием внуков. Шла тихая гражданская война. Неугодных выбрасывали за борт, а сильно шумливых и глумливых, не желавших воспользоваться удачей, прятали в проверенные подвалы, пропитанные кровью и криками истязаний. Шаг через ту самую "черту" был шагом без права возврата… навсегда… неизвестность и пустота пугали многих, безвестность и простор привлекали убежденных и отчаявшихся. Рушились семьи. Рвались любовные привязанности. Разноречивые письма, просочившиеся с оказией, только распаляли пламя "возгорешееся из искры"… и все было правильно в "их" теории: "и верхи не могли, а низы не хотели"… у слова еврей появился новый синоним: "шанс"! Пусть через боль и грубые страдания души и тела, как предписано этому народу, но верный шанс пересечь черту оседлости… смешанные браки стали желанным козырем, а те Шапиро и Рабиновичи, что прятали свою "проказу" под бгополучным пятым пунктом "коренной нации", вдруг вспомнили о своих корнях и бежали в Загсы и синагоги за подтверждением истинности проклятого происхождения… пресс власти так придавил камень, что еще чуть, еще одно маленькое движение круга, и кровь затопит всех: и нижних и верхних… Страх, никогда не покидавший эту землю, пропитавший все и всех, переполнил каждую клеточку, каждый атом…"Что вам надо для счастья?" — Спрашивали еврея, и он отвечал: "Купить один метр границы на полчаса!"…

Почему же судьба свела этих разных людей? Это время вошло в свою стремнину. Они еще не знали, что им предстоит, но ощущение перемен не давало каждому покоя, и в грохоте потока обостренным слухом они все яснее улавливали голоса и, главное, голос своей молчаливой души, резонирующей с ними…

Проснувшись от младенческой спячки, подхваченные этим потоком, люди впадали в творческую бессонницу, от которой не излечишься, которая кончается с первым словом Кадиша, но и в последний миг успевает неотвратимо заразить души всех соприкоснувшихся с ней…

Да, все смешалось в этом доме. В подвалах котелен возникали полотна, которые прежде их создателей пересекали океан и приносили им всемирную славу, профессора в коптерках ночных сторожей записывали формулами процессы космогонии, машинистки печатали пятые, "слепые" копии пьес и романов на папиросной бумаге, и "списки" перекрывали типографские тиражи. Вся страна могла разом прочесть одну книгу. Знаменитого и запрещенного сатирика приглашали на "самый верх", то в баньку, то на дачу, с его смехом сквозь слезы…

Каждый стремился к цели по-своему, у каждого это была своя цель, и никто не задумывался, что она, в общем-то, по сути, у всех одна и та же… бесхитростный и прямолинейный старик, невольно перешагнувший страх; идущий с иступленным вызовом ученый; ступающий с осмотрительностью и чутьем зверя разведчик; драматург, начавший новую пьесу на кладбище, и десятки, сотни людей, связанных с ними явными и невидимыми проводами чувств и отношений…