Приближался момент, когда мы втроем должны были напасть на всю команду. Штурман приготовил свои приборы, а Чизмен шел по палубе с молотком в руке. Квартирмейстер сидел в своей каюте, разложив на столе свинцовые пули для мушкета, а индеец расположился у двери его каюты. Капитан и боцман стояли у грот-мачты, о чем-то беседуя, а я принял позицию позади них, разворачивая ногой топор.
Увидев, что штурман занялся своим делом, Чизмен бросился к нему и ударил по голове, а я в это время топором развалил на две половинки голову боцмана и толкнул его на палубу в лужу крови. Не успел капитан приготовиться к обороне, как я ударил его по голове обухом топора и сильно оглушил; увидев это, Чизмен выбросил штурмана за борт, бросился ко мне на помощь и огрел капитана молотком по затылку, отчего тот сразу же распрощался с жизнью.
Услышав шум, квартирмейстер выбежал из каюты и, подняв руку, хотел ударить Чизмена своим молотком и, вероятно, убил бы его, если бы индеец не схватил квартирмейстера за локоть в тот самый момент, когда он уже опускал молоток, и держал его, пока не подошел я и не ударил того по затылку. Я разрубил ему парик и шею, и его голова повисла у него перед грудью.
Мы избавились ото всех старых пиратов, кроме Уайта, и потребовали отдать нам судно, на что он сразу же согласился. Несчастные французы и негры подошли к нам и, обняв наши ноги, стали умолять пощадить их.
Мы благополучно добрались до Бостона, где Уайт, Арчер и еще один пират были осуждены и повешены; троих других отослали в Англию вместе с судном. С ними уехали и мой друг Чизмен и индеец. Правительство щедро наградило их: Чизмен получил место на одной из королевских верфей. Три пирата, которые вернулись домой на одном корабле с ними, были повешены в доке для казней, а судно перешло в собственность правительства.
Я ни разу не встречал такого злобного человек, как Уайт. С той поры, когда он был арестован, и пока его не казнили, он все время бесился. Я думаю, что, если бы ему в это время представилась возможность убить меня, он сделал бы это не задумываясь.
Уважаемый суд, приговоривший пиратов к смерти, отдал мне ружье капитана Филлипса, его шпагу с серебряным эфесом, серебряную подкову и наколенники, причудливую табакерку и два золотых кольца, которые носил пиратский капитан.
Увидев замок, стоявший неподалеку от Бостона, мы подняли пиратский флаг и дали залп из пушки. Это был сигнал, чтобы за нами пришли. В это время на палубе находилось несколько пиратов, и один из них попросил разрешения выстрелить из другой пушки, которое было ему даровано. Он не взял банник и не закрыл запальный канал, а, вложив в дуло ядро, встал прямо перед орудием и был разорван на куски. По-видимому, он сделал это намеренно, желая избежать наказания, которое неминуемо ждало его после высадки на берег».
Суд над пиратами начался в Бостоне 12 мая 1724 года. Все уцелевшие, за исключением Хэрридона, были допрошены судьями. Джон Филмор, Эдвард Чизмен, Джон Кумбс, Генри Гайлс, Чарльз Айвимей, Джон Бутмен и Генри Пейн были признаны невиновными, ибо одни были пленниками, а других включили в команду пиратов насильно. Пленниками также были три француза: Джон Баптист, Пьер Жоффре и Исаак Лессин, а также два негра: Педро, увезенный с острова Тобаго, и Франциско Иперро, захваченные на французском корабле береговой охраны. Джон Роуз Арчер, Уильям Уайт, Уильям Филлипс и Уильям Тейлор были осуждены. Роуза и Уайта повесили в Бостоне 2 июня 1724 года. Двое других получили отсрочку на год и один день, после чего их вздернули на виселицу в доке для казней. Судно перешло в собственность короны.
Говорят, что Роуз и Тейлор «умерли, глубоко раскаявшись в своих грехах». Помимо того что их отметил в своих записках прапрадед будущего президента США, эти несчастные удостоились религиозного утешения от самого преподобного Коттона Мазера, который посетил их в тюрьме за несколько дней до казни. Рассказ об этом приведен в брошюре с впечатляющим названием: «Раскаявшийся грешник. Способ обращения в настоящую, живительную набожность. Проповедь, произнесенная в Бостоне 31 мая 1724 года. Была выслушана известными пиратами незадолго до их казни. Кроме того, приводится личная беседа проповедника с ними».
Глава 35. Джон Гоу