Под черными знаменами

  Володя Фокин продолжал учиться в шестом, предпоследнем классе кадетского корпуса. От прежнего класса осталось чуть больше половины, некоторые его однокашники не вернулись в корпус по неизвестным причинам, другие ушли воевать, записавшись добровольцами в различные белогвардейские части. Особой популярностью у старшеклассников пользовались, конечно, анненковские части. А в феврале из корпуса сбежала даже целая группа пятиклашек, добралась до Семипалатинска и вступила во вновь формируемые полки Партизанской дивизии. То, что мелюзга убежала воевать, а тут сиди и корпи над совсем ненужными сейчас занятиями, уроками... Если бы не Бояров, сбежали бы и Володя с Романом. Но штабс-капитан держал слово, данное отцу Володи. Имевший лишь дочерей, он относился к Володе почти как к сыну, и где уговорами, а где и, употребив имеющуюся у него власть, сумел удержать кадета Фокина и его друга от необдуманного поступка. Таким образом, они оба успешно закончили шестой класс и перешли в выпускной, седьмой. В июне Володя с Романом вместе поехали на каникулы, домой. Пароходом доплыли до Усть-Каменогорска. Здесь Рома сошел, а Володя, пообещав приехать к нему погостить на несколько дней в конце июня, поплыл дальше, в Усть-Бухтарму. Дома... Мать полдня, не отходила от него, обнимала, целовала да оглаживала, сетовала, до чего же он худенький, словно не замечая, что ростом он уже выше и ее, и отца. Она же видела только тонкие запястья, да осиную талию, и возмущалась, почему так плохо кормят кадетов. Но, стоящий тут же Тихон Никитич резонно объяснял:

  - Да брось ты мать, растет парень, смолоду вся еда в кости идет, а не на мясо, это уже с годами мужик матереет, а в его годы все справные парни так выглядят. Это на девке мясо должно быть, потому что парням нравится, а тут все наоборот, девкам больше поджарые по душе. Вспомни, мать, разве ты за меня пошла бы, если бы я в те же двадцать лет так же как сейчас с брюхом ходил, и шаровары в заду лопались?... Ну вот, а ты говоришь...

  Володя, как, наверное, и положено большинству подростков в шестнадцать лет, не обращая особого внимания, ни на причитания матери, ни на наставления отца, много времени проводил у Решетниковых и, конечно, возобновил начавшиеся в прошлом году отношения с Дашей Щербаковой, которые тогда носили довольно целомудренный характер, они даже на "ты" не успели перейти. Он с восхищением слушал рассказы пока еще малоподвижного Ивана, о боях за Андреевку... В то же время от него не укрылось перемены, которые произошли с Полиной, и даже не столько внешне. При такой наследственности со стороны матери, можно было с большой вероятностью предположить, что сестра в замужестве начнет заметно полнеть. Володя, прежде всего, был удивлен, насколько изменился ее характер. Из задорной озорницы сестра за сравнительно короткий срок стала неторопливой, обстоятельной казачкой. Она даже не гнушалась иногда, когда дома отсутсвовали свекровь и Глаша, мыть полы и доить корову, хоть ее к этому никто не понуждал. В руках она теперь частенько держала какую-нибудь штопку или вязку. На вопрос брата, что вяжет, ответила: "Ване носки... Хочешь, и тебе свяжу?" Но удивляться Володе, в общем, было некогда. Его прежде всего тянуло на улицу, он соскучился по станице, которая пыталась жить как прежде. Так же справлялись все церковные праздники с обязательными богатым угощением и питием самогона и пива. Несмотря на то, что прошло уже три мобилизации: первоочередников, добровольцев-аннекновцев, и казаков второй-третьей очереди, "мобилизационная политика", проводимая станичным атаманом, позволила довольно многим казакам служивого возраста остаться дома и жизнь в станице по-прежнему, что называется, кипела. По вечерам улицы заполняли парни и девицы, играли гармони и весело звучал смех, полупохабные частушки, песни... Вдовы и калеки, сидя дома, слушали этот уличный праздник жизни, и... кто-то скрипел зубами от злости, а кто-то понимающе вздыхал - ничего не поделаешь, жизнь продолжается.