Под черными знаменами

   Иван понимал, что это замедлит продвижение, замедлит сильно, но такой просьбе он отказать никак не мог. Потому маршрут движения вновь был изменен. Если до того планировалось продвигаться на юг вблизи Ишима, то теперь они повернули на восток к Иртышу, а затем на юг вдоль него по земскому тракту Омск-Павлодар-Семипалатинск. Достигнув станиц третьего отдела, полк останавливался в них, отдыхал, а выходил с увеличившимся обозом и отягощенный беженцами. Обоз рос по мере того, как полк переходил из станицы в станицу, от поселка к поселку. Даже, если родня казаков и не хотела покидать родные места, то после рассказов об увиденном на Горькой линии, сразу же собирали пожитки, запрягали подводы, и пристраивались к полку. Когда миновали Павлодар, охваченный паникой от слухов, что на город степью идут несметные полчища красных... Так вот, после Павлодара обоз стал уже куда больше, чем сам полк и вся эта "армада" двигалась черепашьим шагом. Казаки, теперь имевшие в обозе жен, сначала отпрашивались у командиров на ночлег, потом стали уходить и без спроса. Иван закрывал на все это глаза, ибо не имел морального права запрещать. Ведь будь в обозе его Полина, разве не ушел бы он ночевать к ней? Слава Богу, что красные находились еще достаточно далеко, и им удалось-таки, хоть и медленно, но преодолеть самый опасный участок пути без происшествий...

   В период с 14-го по 30-е октября судьба колчаковских армий на Восточном фронте была решена - фронт окончательно рухнул, солдаты и казаки начали тысячами сдаваться в плен. Последним организованным сопротивлением белых стали трехдневные бои за Петропавловск, который пытались отстоять части каппелевского корпуса. Но под угрозой окружения многократно превосходящими силами противника они отступили и тридцатого октября красные полностью овладели городом.

   Анненков это предвидел. Еще пятнадцатого октября, когда красные только начинали свое решающее наступление, он телеграфировал в Омск, Верховному пространное донесение:

   "... Положение всего сибирского фронта сразу облегчится, если Вы прикажете всем армиям отступать на Алтай и в Семиречье. Это богатые хлебом районы, здесь много естественных, удобных для оборонительных боев позиций, и мною наведен должный порядок. Здесь Армия будет спасена... А в холодной и скудной Сибири, где до сих пор не уничтожены красные партизаны, ее ждет гибель...".

   Вконец утративший контроль над положением на фронте, Верховный не ответил на это предложение, он боялся оторваться от железной дороги, от помощи союзников, которая фактически прекратилась, надеялся на поддержку чехов, которые уже больше года от прямых столкновений с красными всячески уклонялись. Он отдал приказ отступать на Восток, вдоль железной дороги навстречу суровой сибирской зиме, лютой стужи, голоду, тифу... гибели. Когда стало ясно, что белым войскам в Семиречье предстоит быть отрезанными от основных сил, Колчак отдал приказ об образовании отдельной Семиреченской армии под командованием Анненкова, которому в октябре за ликвидацию "Черкасской обороны" пожаловали орден Святого Георгия четвертой степени и за заслуги перед Российским государством присвоен чин генерал-майора... На этот раз атаман от генеральского звания не отказался. Таким образом, в Северном Семиречье образовался автономный белый анклав с юга подпираемый Туркестанским фронтом красных, а с севера на него вот-вот должны были навалиться передовые части Тухачевского, теснившие колчаковцев уже к столице Белой Сибири, к Омску. И полновластным правителем этого анклава становился тридцатилетний генерал Анненков, которому в дальнейшем предстояло рассчитывать только на себя и действовать на свой страх и риск.