Под чужим знаменем

Конвоиры отчужденно посторонились, пропуская Волина. И он, одернув зачем-то свалявшийся, покрытый грязными пятнами китель и глотнув воздуху, вошел в щукинский кабинет.

Щукин стоял сбоку стола, опираясь одной рукой о его край, и курил.

Волин остановился в нерешительности посреди кабинета. Но Щукин указал ему на кресло, пытливо вглядываясь в ротмистра, словно не видел его никогда.

– Проходите, садитесь. – И, не дожидаясь, когда Волин сядет, продолжил с легкой насмешливостью: – Вы вызвали во мне определенное восхищение…

– Господин полковник!.. Николай Григорьевич!.. – Волин прижал руки к груди. Губы у него задрожали, как у плачущего.

Но Щукин жестом остановил его:

– Зачем вы пытаетесь вести эту недостойную игру? Я могу расценить это или как неуважение к противнику – ко мне то есть… или…

– Или… – машинально повторил Волин.

– Или как элементарную трусость. А я хотел бы восхищаться вами, Волин. Как солдат солдату скажу: мне импонирует ваше великолепное самообладание. И вызвал я вас вовсе не для того, чтобы допрашивать. У меня есть к вам одно предложение. Но прежде чем согласиться на него или отвергнуть, хорошенько подумайте… взвесьте все…

Волин поднял на Щукина страдальчески-усталые глаза и преданно воззрился на него.

– Но скажите же наконец, в чем меня обвиняют?

Щукин укоризненно посмотрел на Волина и еще раз удивился его выдержке.

– Только в одном… да-да, только в одном: вы работали хорошо, но – не ювелирно… Я затребовал из казанского жандармского управления ваше досье… Вы ведь работали в Казани?

– Недолго. С января по октябрь семнадцатого года.

– Вот ответ: «Ротмистр Волин был убит в июне пятнадцатого года при исполнении служебных обязанностей…»

– Простите… – не сразу понял Волин, а затем его лицо расплылось в блаженной улыбке, он облегченно опустил голову на руки и начал тихо смеяться, затем расхохотался неестественно, радостно-истерично.

– Господи… Господи… Так вот в чем дело!.. Так точно, господин полковник, ротмистр Волин был убит в июне пятнадцатого года… точнее, одиннадцатого июня… при усмирении студенческих волнений… так точно… – самозабвенно продолжал ротмистр, прямо на глазах превращаясь в прежнего, самоуверенного Волина. – Это был… это был мой брат, господин полковник. Брат мой – Леонид. А я в ту пору еще и ротмистром не был… Поручиком… Господи!.. Вы запросите Казань… это брата моего убили. Брата! – И он снова опустил голову на руки и, раскачиваясь, продолжал смеяться.

– Выясним, – холодно пообещал Щукин.

– Да-да… Но сначала поверьте… – Волин опять приложил руки к груди. – Поверьте, Николай Григорьевич…

– Скажите, Волин, а чем объяснить вашу необыкновенную любовь к красным? – с внезапной ехидцей спросил Щукин.

– Что-о?.. Я их ненавижу… всех вместе… и каждого в отдельности! И неоднократно это доказывал на деле, ваше высокоблагородие!.. – уже не оправдывался, – гневался Волин.

– И вероятно, только ненависть руководила вами, когда вы после побега от Ангела отпустили двух красных командиров? – задал вопрос Щукин.

– Ах, вот вы о чем!.. Но… господин полковник… Мы все оказались в особых условиях… Наконец, элементарное благородство… Право, вас ввели в заблуждение… Вот и полковник Львов, он тоже меня поддержал… Нет-нет, поверьте, в той ситуации вы поступили бы примерно так же…

– Возможно, – холодно сказал Щукин.

– Я понимаю, ту ситуацию трудно себе представить. Но честное слово… – Волин снова приложил руки к груди, уменьшаясь прямо на глазах полковника Щукина.

– Так вернемся к моему предложению! – оборвал Волина Щукин. И тот захлебнулся на полуслове, замер в ожидании. – Небольшая сделка! Вы кончите эту игру и откровенно ответите на все вопросы.

– Боже! Вы все еще продолжаете мне не верить?! – воскликнул Волин.

– У меня есть для этого основания. Их много. А самое веское – я о нем уже могу сказать! – ваше последнее донесение красным о динамите, взрывах, о Прорезной, восемь, и господине Тихомирове. Припоминаете? Так вот, вас провели, Волин. Как мальчишку.

– Какое донесение? Какой господин Тихомиров?.. – с отчаянием вопрошал Волин и озирался вокруг, словно искал свидетелей своей невиновности.

– Словом, кончайте эту недостойную разведчика игру, Волин. Я не стану вам врать – вас ждет смерть. Но я бы на вашем месте предпочел смерти под пыткой смерть, достойную солдата… Выбирайте! – Щукин резко поднял голову, вызвал конвойных: – Уведите арестованного!

Немедля два конвоира послушно стали по бокам Волина.

– Это недоразумение… Ошибка… Ошибка… – бормотал Волин. – Поверьте, это роковое совпадение… Нет-нет, вы обязательно запросите Казань. Это брат мой… Леонид… – И он смолк и несколько мгновений стоял так, словно прислушиваясь к тишине, затем сказал: – Вы знаете, я вспомнил… Они же его тогда перевязывали… Бож-же, как я это упустил. Конечно же это навет. Это поручик Дудицкий сказал вам о двух красных. Да, теперь я начинаю кое-что понимать! Это он работает на красных, и ему необходимо…

Щукин кивнул головой – и конвоиры двинулись, подталкивая Волина. Сзади него встал штабс-капитан Гордеев.