В течение всего разговора Джеффри смотрел к себе в тарелку, когда же он потянулся за соусом, то поднял глаза на ложку, ибо перемещение такой полной ложки на столь значительное расстояние требовало сосредоточенного внимания на всем пути. И если глаза лесника были прикованы к ложке, то глаза Фэнси с не меньшим вниманием были прикованы к лицу отца. В этом не было ничего преднамеренного или скрытного, но тем не менее она пристально глядела на отца. И вот почему.
Дик сидел справа от нее, а отец — напротив. И вот когда Фэнси на секунду положила правую руку на край стола, Дик вдруг, к ее полному смятению, положил вилку и, потерев лоб словно бы в объяснение своих действий, на треть закрыл ладонью руку Фэнси. Вот тут-то наша невинная Фэнси, вместо того чтобы выдернуть руку из западни, стала настороженно следить за глазами отца, дабы он не обнаружил эти опасные проделки Дика. Дик дожевал то, что у него было во рту; Фэнси доела кусочек хлеба, по-прежнему не принимая никаких мер и лишь наблюдая за Джеффри. Вот он поднял глаза, и руки моментально разошлись — Фэнси отдернула свою на шесть дюймов, Дик отодвинул свою на один.
— Я сказал, что Фред Шайнер хороший человек, — настойчиво повторил Джеффри.
— Да, да, конечно, — запинаясь, проговорил Дик, — только я его плохо знаю.
— Можешь мне поверить. Я-то его знаю лучше некуда. И ты ведь тоже его неплохо знаешь, а, Фэнси?
Джеффри произнес эти слова значительным тоном, явно вкладывая в них какой-то глубокий смысл.
У Дика в глазах мелькнуло беспокойство.
— Передай мне, пожалуйста, хлеб, — торопливо сказала Фэнси; румянец на ее лице несколько сгустился, а взгляд выражал необыкновенную озабоченность, едва совместимую с просьбой передать всего лишь кусок хлеба.
— На, пожалуйста, — ответил Джеффри, не замечая беспокойства дочери. Так вот, — продолжал он, возвращаясь к прерванной мысли, — если все пойдет гладко, мы, наверное, еще ближе сдружимся с мистером Шайнером.
— Очень хорошо, просто великолепно, — отозвался молодой человек, мысли которого совсем не следовали за высказываниями Джеффри, а льнули к той, что сидела в двух футах слева от него.
— Из-за хорошенького личика даже северный ветер свернет со своего пути, мастер Ричард, убей меня бог, если нет.
Тут Дик всерьез обеспокоился и стал слушать Джеффри с полным вниманием.
— Да, да, и северный ветер, — добавил Джеффри после внушительной паузы. — И хоть она моя плоть и кровь…
— Принеси, пожалуйста, из кладовки сыру, — перебила его Фэнси таким настоятельным тоном, словно умирала с голоду.
— Сейчас, девочка; я вот все называю ее девочкой, а не дальше как в прошлую субботу мистер Шайнер… сыру, говоришь, принести, Фэнси?
Дик решил оставить без внимания таинственные ссылки на мистера Шайнера, тем более что намеки отца были явно неприятны Фэнси, и ответил безразличным тоном постороннего человека, совершенно незнакомого с делами округи:
— Что правда, то правда, девичьи лица имеют большую власть над людьми. Лесник вышел за сыром.
— Разговор принял чрезвычайно странный оборот; во всяком случае, я не давала никаких оснований для подобных предположений, — вполголоса, но так, чтобы Дик ее услышал, проговорила Фэнси.
— Чему быть, того не миновать, — воскликнул из своего угла Енох, видимо решив восполнить отсутствие Джеффри. — Женись-ка на ней, мастер Дьюи, и дело с концом.
— Не говори глупостей, Енох, — строго сказала Фэнси.
Енох смиренно умолк.
— Если суждено жениться, то женишься, а если суждено остаться холостым, останешься холостым, — заметил Дик.
При этих словах Джеффри, который уже вернулся за стол, сжал губы в тонкую линию и устремил взор за окошко, вдоль просеки, в конце которой виднелась дорога, поднимавшаяся на Иелбери-Хилл.
— Не всегда так получается, — медленно проговорил он наконец, словно бы читая эти слова на доске, прибитой к столбу на дороге.
Фэнси заинтересованно подняла на отца глаза, а Дик спросил:
— Не всегда?
— Взять хоть мою жену. Ей судьба определила никогда и ни за кого не выходить замуж. А она решила, что выйдет, — и пожалуйста, вышла, даже два раза. Чего там судьба! Куда судьбе тягаться с пожилой женщиной — судьба против нее девчонка.
Над головой у них послышались шаги, затем кто-то стал спускаться по лестнице. Дверь отворилась, и вторая миссис Дэй вошла в комнату и направилась к столу, устремив на него пристальный взгляд и, казалось, не замечая сидящих за ним людей. Короче говоря, если бы стол был людьми, а люди — столом, ее поведение было бы в высшей степени естественным.
У нее было ничем не примечательное лицо, неопределенного цвета волосы с сильной проседью и прямая фигура, почти безо всякого намека на бедра; широкая белая тесьма передника, повязанного поверх темного шерстяного платья, говорила о большой чистоплотности.
— Теперь небось пойдут говорить, — начала она, — что у Джейн Дэй не скатерти, а одна рвань.