Под деревом зеленым или Меллстокский хор

— Не беспокойтесь, мисс Дэй, я могу и удалиться, до свидания! — оскорбленно сказал Дик и, надев шляпу, торопливо вышел через заднюю дверь.

Он запряг лошадь и, залезая на сиденье, увидел через окно, как священник, взобравшись на стул, вбивает в стенку гвоздь, а Фэнси с кротким видом стоит рядом и держит клетку с канарейкой, словно всю свою жизнь ни о чем другом и не помышляла, кроме как о священниках и канарейках.

VIII

Дик советуется с отцом

По пути домой Дик погрузился в такие мучительные раздумья, перебирая в уме все происшедшее между ним и Фэнси, что дорога и окрестные предметы казались ему призрачным покровом, задернувшим гораздо более реальные картины, нарисованные его воображением. Может, она с ним просто кокетничает? Ее поведение давало ему некоторые основания полагать, что она его любит, и ровно столько же оснований полагать, что не любит. Она не убрала руку, когда он положил сверху свою; три или четыре раза они глубоко заглянули друг другу в глаза; она позволила ему некоторую вольность, когда они мыли руки; ей, по-видимому, не понравился разговор о Шайнере. С другой стороны, она гоняла его по всему дому, как послушного пса или кота, не отрицала, что Шайнер питает к ней особое расположение, и, видимо, ничего не имела против того, чтобы мистер Мейболд в нее влюбился.

Так размышлял он, сидя на передке повозки ногами наружу и подпрыгивая всем телом в такт ходу Красотки; и вдруг, подъезжая к столбу у меллстокского перекрестка, он увидел, что навстречу ему в легком фургоне спускается с холма отец, которого тоже потряхивало на сиденье, но гораздо меньше единственно лишь по причине попадавшихся на дороге камней. Через минуту они съехались.

— Тпрру, — сказал возчик Веселому.

— Тпрру, — эхом отозвался Дик.

— Привез, значит, — миролюбиво осведомился возчик.

— Да, — ответил Дик, поставив в конце такую бесповоротную точку, словно до конца своих дней не собирался больше произнести ни единого слова. Веселый решил, что на этом разговор окончен, и двинулся было вперед.

— Тпрру, — окликнул его возчик. — Вот что я тебе скажу, Дик. Совсем ты из-за этой Фэнси извелся. Ничто тебе не мило, целыми днями знай по ней тоскуешь.

— Ну что ты, отец, — пробормотал Дик, не придумав ничего более умного.

— То самое — тпрру, Веселый! Ох, уж эти женщины, только и знают, что сбивать с толку парней.

— Брось, отец, ты просто повторяешь то, что целый свет говорит.

— Целый свет в общем-то частенько дело говорит, Дик, — он знает, что к чему.

Дик окинул взглядом просторы давно заложенного его владельцем имения.

— Вот если бы я был такой богатый, как помещик, — да только он сам гол, как сокол, — я бы тогда поговорил с Фэнси кой о чем.

— Я бы тоже этого хотел, сынок, от всего сердца. Ну что ж, делай как знаешь, у тебя своя голова на плечах. Красотка шагнула вперед.

— Ну, а что, отец, если бы, — тпрру, Красотка! — если бы я и в самом деле немножко думал о ней и если бы она тоже, хоть этого и нет, как, по-твоему, она ведь очень даже — очень даже — ничего себе?

— Конечно, она ничего себе, кто говорит. Когда соберешься жениться, бери любую порядочную девчонку — она будет ничем не хуже других; в главном-то они все одинаковые, разница только в пустяках. Само собой, она ничего себе, одного я в толк не возьму, — зачем молодому парню вроде тебя, что живет дома припеваючи за спиной у отца с матерью, которые послали его в такую хорошую школу, что даже другим детям обидно, — зачем ему гоняться за девицей, которая ищет мужа с денежками, зачем ему бросать привольную жизнь, взваливать себе на шею такую обузу и мыкаться с женой и детьми, когда у самого нет ни кола, ни двора, ни гроша за душой, — убей меня бог, не пойму, зачем ему это нужно, вот тебе и весь мой сказ, сынок.

Дик посмотрел на уши Красотки, потом на холм, но ни один из встретившихся его взгляду предметов не подсказал ему ответа на этот вопрос.

— Да, наверное, затем же, зачем это было нужно тебе, отец.

— Ах, черт, тут ты меня поймал, сынок! — восхищенно воскликнул возчик, у которого была достаточно широкая натура, чтобы оценить артистический щелчок по носу, даже если этот нос — его собственный.

— А я все-таки кой о чем спросил ее по дороге, — сказал Дик.

— Да ну? Силы небесные, вот твоя мать обомлеет! Ну и что же? Она, само собой, согласна?

— Я не спрашивал, пойдет она за меня или нет; дай ты мне договорить и объяснить, что мне непонятно. Я просто спросил, нравлюсь ли я ей.

— Фьюю!

— Она четверть мили молчала, а потом сказала, что не знает. Вот мне и непонятно, как это понимать.

Последние слова были произнесены с твердостью человека, который решил, стиснув зубы, пренебречь насмешками.

— А понимать надо так, — веско произнес возчик, — что понимать пока нечего. Что ж, Дик, не буду кривить душой и скажу тебе честно — отец ее побогаче нас, и я не откажусь от такой невестки, если уж без невестки не обойтись.

— Но что же все-таки, по-твоему, она хотела этим сказать? — упорствовал неудовлетворенный Дик.