Под флагом цвета крови и свободы

Шлюпка ждала их в прибрежных зарослях, неподалеку от портовой гавани; Морено сходу забралась на весла, раздраженно отмахнувшись от робких предложений помочь, и направилась прямиком в сторону скал. Она работала ожесточенно и молча, временами поглядывая на девушку так, словно мечтала выбросить ее за борт и утопить в море, но отчего-то не делала этого. Когда скалы и рифы окончательно скрыли за собой берег Тортуги, Морено остановилась, бросив весла, и начала внимательно оглядываться по сторонам. Мэри с некоторой опаской следила за ее резкими, стремительными, как у хищного животного, движениями.

– Сеньорита, – тихо, осторожно начала она, – сеньорита, зачем мы здесь?

– Не бойся, жить будешь, – коротко бросила Эрнеста, не глядя на нее. Перестав озираться, она села ровно и подняла на девушку темные, полные усталости и боли глаза: – Пока мы здесь еще совсем одни – пообещай мне кое–что.

– Что угодно, – растерянно заверила ее девушка. Морено усмехнулась, упираясь руками в колени и наклонившись вперед всем телом:

– Никогда больше не помышляй о том, чтобы стать пираткой. Думать забудь! Море не прощает такой глупости. Вернешься к отцу – заботься о нем, выйди замуж, если найдешь себе достойного человека, а если не найдешь – то не выходи вовсе. Найди себе какое-нибудь дело, которым будешь гордиться, и работай над ним, не щадя себя: тогда проживешь свои годы, как полагается, и перед смертью не станешь ни о чем жалеть…

– Вы сказали – я смогу увидеть отца? – взволнованным голосом, в котором мгновенно пробрезжило искреннее волнение, перебила Мэри. Эрнеста одарила ее короткой усмешкой и указала подбородком на что-то за ее спиной:

– Гляди.

Одинокая вторая шлюпка, рассекая водную гладь, уверенно шла к ним со стороны странной невысокой скалы с двумя вершинами, похожими на рога; на веслах в ней сидел всего один человек, и при виде него Мэри, забыв об обычной сдержанности, вскочила со скамьи, едва не свалившись за борт, и закричала, замахав руками:

– Папочка, папочка! Папочка, я здесь!..

– Сядь, шлюпку перевернешь, – сухо посоветовала Морено, одергивая ее за пояс с нарочитой суровостью. – Видит он тебя, не то не пошел бы сюда…

Джосиас Фостер, губернатор всего Бермудского архипелага, оказался высоким и сухощавым человеком лет пятидесяти, с полностью седыми волосами, без парика развевавшимися по ветру, и слегка выцветшими голубыми глазами. Лицом Мэри явно пошла в него – он оказался довольно красив, а в молодости, вероятно, и вовсе был неотразим; однако теперь перед ними предстал лишь отживший свои лучшие годы, рано постаревший и явно сломленный последними событиями человек, трясущимися руками прижавший к сердцу вновь обретенную дочь. Морено молча наблюдала за этой семейной сценой – когда она заметила в глазах мужчины слезы и расслышала сбивчивые покаянные слова, обращенные им к Мэри, у нее немного отлегло от сердца.

– Не часто увидишь, чтобы губернатор сам садился на весла, – с легкой усмешкой заметила она; Фостер с присущей, видимо, всей их семье сдержанностью перед посторонними сразу же выпрямился, оправившись и спрятав заплаканное лицо дочери у себя на груди.

– Вы сами потребовали, чтобы я пришел один, – с достоинством ответил он. Эрнеста усмехнулась шире и откровеннее:

– Потребовать-то я могла многого, но не ожидала, что вы выполните все условия, – честно призналась она. – Неужели и оружия с собой не взяли?

– У меня есть пистолет, я с ним не расстаюсь никогда, – сухо возразил губернатор.

– Тогда чего же ждете? Ваша дочь уже у вас, ничто не мешает прямо сейчас взять меня на прицел или просто застрелить.

– Папа, не надо! – торопливо встала между ними Мэри, хотя мистер Фостер даже не сделал попытки достать оружие в ответ на эту провокационную фразу. Голубые глаза его впились в лицо Эрнесты:

– Вы вернули мне дочь, единственную отраду моей жизни, и не сделали при этом даже попыток добиться выкупа. На такое благородство не способны порой люди куда более высокого происхождения и… и образования, – закончил он нейтрально. Морено поднесла руку к снова искривившимся от беззвучного смеха губам. – Вам кажутся забавными такие речи?

– Нет, только этот… этот ваш тон, как будто… Извините, – совладав с собой, приняла более серьезный вид Эрнеста. Взгляд ее, вдруг наполнившись болью, устремился на порозовевшее личико девушки: – Надеюсь, эта история кое–чему вас научила. Ведь вам предстоят не лучшие времена, я права? Мистер Дойли вряд ли умолчит о вашем участии в делах нашего общего… покойного знакомого.

– Поскольку мистер Рочестер мертв, дни мои на нынешнем посту сочтены, – смиренно признал Фостер. – А если мистер Эдвард Дойли, который, как я слышал, действительно отправился в Лондон, расскажет обо всем и предъявит доказательства, то последствия могут быть еще тяжелее. Но не думаю, что не смогу с этим справиться.