Под фригийской звездой

Жил в поселке Новый Двор один еврей, который оторвался от своих, занялся земледелием и омужичился совсем. Известно, что если неквалифицированный человек — то же самое можно сказать и о целом народе — дорвется до какого-нибудь непривычного для него дела, то он превращает его в чистую поэзию со священнодействием пополам. Вот и еврей тот так носился со своими корнеплодами, как у нас носятся с нашим отвоеванным Балтийским побережьем, и получил, в конце концов, прозвище Виноградный Любибитель. Первое — вроде как имя, ему дали потому, что он похвалялся, будто вырастит виноградную лозу и заведет виноградник в Новом Дворе под Варшавой. А второе — вроде как фамилия, потому что, малюя крупными буквами на своем заборе надпись, он ошибся и написал: «Огородник-любибитель продает овощи и цветы».

Магда, такая всегда жадная к жизни, хохотала до слез, слушая мой рассказ. «Это тоже сюжет, — сказала она, — но неужели ты только поэтому не мог заснуть?» Я ответил: «Нет, не только. Когда мы с Любибителем встретились, а встретились мы случайно, во время сплава, когда плоты остановились на ночь возле его огородов, он объяснял нам, в чем состоит искусство жить. Главное, мол, это умение брать и уходить; брать надо все с пылу, с жару, на голодный желудок, и уходить вовремя. Как с вечеринки в разгар веселья. Иначе уносишь с собой скуку вместо радости и в памяти остается этакая противная отрыжка».

«Вот я теперь переживаю, — признался я Магде, — вершину того, что могла дать мне жизнь, апогей. Никогда больше не повторится такое, нам может быть только хуже и грустнее, поэтому не лучше ли мне уйти, пока я тебе еще не наскучил?»

Магда обрушилась на меня за это безответственное, гурманское, как у Любибителя, отношение к жизни.

«Разве нас объединили развлечения или я для тебя развлечение? Мы любим друг друга и боремся вместе, вот что главное, об остальном не тревожься. Для остального времени не хватит, не успеем — наше счастье короткое, от тюрьмы до тюрьмы».

Действительно, так оно и было — любовь и борьба сливались у них воедино, одна питала другую, и друг без друга они были бы неполными.

В то время их очень занимал жекутский судебный процесс, к которому они приложили руку. Адвокат Клингер боролась как львица, но, увы, вырвать из рук правосудия ей удалось только Ясенчика и супругов Рабановских. Камык же и Есёновский получили по пять лет, совершенно ни за что, без всякой вины. О процессе писали в газетах, но явственнее всего его результаты ощущались в Жекуте — там все прямо кипели, особенно беднота, — Щенсный с Магдой убедились в этом, работая с молодежью.