Под гнетом окружающего

— Что же это, смерть заживо? — спросила Лиза. — Жить и ни во что не врить. Не врить ни во что и не чувствовать отъ этого страданія. Нтъ, это хуже страданія, это какой-то тупой ужасъ передъ жизнью, — невольно вздрогнувъ, проговорила она. — Знаете ли, — продолжала она въ раздумьи:- я сравнивала это съ положеніемъ похороненнаго заживо человка, и это такъ! Правда, онъ можетъ, думать, что его крики не помогутъ среди могилъ, онъ можетъ думать, что вс его стремленія, радости и надежды должно отложить въ сторону, что теперь ему остается задыхаться и разрушаться; онъ не борется, покоряется своей участи, но вдь онъ страдаетъ, страшно страдаетъ!.. Нтъ, пусть онъ кричитъ, пусть бьется, кто-нибудь, можетъ-быть, задетъ случайно на кладбище, кто-нибудь, можетъ-быть, спасетъ его, кто-нибудь, можетъ-быть, докажетъ ему, что, покуда въ человк есть жизнь, бьется хоть одна жилка, онъ долженъ надяться!

Молоденькая двушка говорила горячо и съ полной искренностью. Ея лицо и глаза горли отъ невольнаго увлеченья. Задонскій задумчиво слдилъ за выраженіемъ этого оживленнаго, дтскаго лица, и что-то знойное пробжало по его тлу. Впервые, посл десятилтняго холоднаго разврата, на него пахнуло свжею страстью и смлостью, на какую способна только неопытность, еще и не подозрвающая никакихъ опасностей въ жизни.

— Да, если бъ въ жизни часто попадались и спасали заживо похороненныхъ людей такія страстныя спасительницы, какъ вы, — проговорилъ онъ и тихо, но крпко и медленно пожалъ руку молодой двушки.

Въ его глазахъ блеснулъ какой-то зловщій, непріятныя огонекъ. Такой, на мгновенье вспыхивающій огонь можно подмтить въ глазахъ неподвижно сидящей кошки, завидвшей мышь: она присмирла, она не пошевельнетъ и однимъ членомъ, она выражаетъ собою олицетворенную невинность, но вотъ мышь сдлала одно неосторожное движеніе, и вдругъ въ кроткихъ кошачьихъ глазахъ, какъ электрическая искра, быстро сверкнулъ и сразу потугъ зловщій огонекъ, хитрая тварь снова спокойно и какъ-то дремотно сидитъ и почти не слдитъ за своею жертвою.

Богъ знаетъ, подмтила ли Лизавета Николаевна этотъ зловщій огонекъ въ глазахъ своего собесдника, просто ли испугалась слишкомъ крпкаго пожатія руки, но она вся вздрогнула и инстинктивно отняла свою руку. Это невольное и безотчетное движеніе не ускользнуло отъ опытнаго наблюдателя, и онъ воспользовался этимъ движеніемъ, какъ воспользовался бы и всякимъ другимъ движеніемъ въ свою пользу и для своихъ цлей.

— Видите ли, страстныя-то спасительницы всегда готовы отдернуть руку, если ее возьмутъ даже не для своего спасенія, а просто для теплаго пожатія, подобные мн, заживо похороненные, люди, — иронически проговорилъ онъ. — Все дло въ томъ, Лизавета Николаевна, что разныя спасенія и геройскіе подвиги хороши только на словахъ, а на дл бываетъ иначе. Иная филантропка только и мечтаетъ объ этихъ несчастненькихъ нищенкахъ, бдненькихъ падшихъ двушкахъ и о помощи имъ. А приведите ее въ ихъ притоны, покажите ей этихъ зараженныхъ и испорченныхъ — и нравственно, и физически, — созданій; дайте время имъ, привыкшимъ къ обману и воровству, разъ или два обмануть свою благодтельницу, и вы увидите, что вчерашняя платоническая любовница погибающаго человчества превратятся въ его неумолимаго врага… Все мечты!.. Вотъ потому-то нтъ спасенья и такимъ людямъ, какъ я. Многіе будутъ, подобно вамъ, говорить мн успокоительныя фразы, а подойдешь къ нимъ поближе, сейчасъ же отойдутъ на благородную дистанцію: «ахъ, что это вы! вамъ надо спастись, только мы не ршимся спасать васъ»… Да и на что? Проживемъ и такъ!

Михаилъ Александровичъ бойко встряхнулъ головой.

— Да что мы похоронные разговоры ведемъ? — неожиданно произнесъ онъ дрожащимъ голосомъ, смясь удушливымъ смхомъ. — Музыки, псенъ, и будемъ веселиться, смяться!

Онъ быстро слъ къ роялю и заигралъ одну изъ удалыхъ русскихъ псенъ.

Лизавета Николаевна, опустивъ на колни руки и склонивъ на грудь голову, сидла въ какомъ-то чаду. Она сама не знала, почему ея сердце замерло, почему ей стало какъ-то жутко. Ей казалось, что ее вызываетъ на какую-то борьбу человкъ, обладающій вдвое большими силами, чмъ ея силы. Ей хотлось бжать отъ этого человка, бжать далеко и навсегда. Михаилъ Александровичъ еще плъ, когда она встала и тихо прошла въ кабинетъ графини.

— Я узжаю, — проговорила она въ смущеніи.

Графиня взглянула на мое ласковымъ взглядомъ и удивилась блдности ея лица.

— Вы больны, дитя? — спросила она.

— Нтъ, но мн нужно побывать дома, — отвтила Баскакова. — Съ дтьми заняться нужно…

— Но вдь вы всегда даете имъ каникулы въ эту пору вмсто лта, когда они учатся съ Борисоглбскимъ? — возразила удивленная графиня.

Лизавета Николаевна смутилась.

— Нынче надо заняться… Да, сверхъ того, мн хотлось бы взглянуть на своихъ.

— А, да, это естественно… Създите. Но я беру съ васъ слово, что вы дня черезъ два вернетесь… Теперь у насъ такъ хорошо…

Графиня поцловала Лизавету Николаевну и позвонила.

— Лизавета Николаевна детъ долой, заложите экипажъ, — проговорила она лакею.