Под гнетом окружающего

Да какъ можно было и ошибиться-то? На двор стоитъ теплая, чудесная весна. Рка изломала послдніе остатки своихъ ледяныхъ оковъ и широко и свободно разлилась, какъ море, по окрестнымъ полямъ, сверкая своими волнами подъ яркими лучами солнца въ знойные дни и подъ кроткимъ свтомъ луны въ блыя, прозрачныя ночи. Въ лсу и въ саду слышится оживленный и веселый шумъ; изрдка гд-то соловей начинаетъ пощелкивать. Народъ въ движеніи, повыползъ изъ своихъ воръ и трущобъ; на берегу и въ поляхъ закипаетъ работа; везд голоса слышатся тревожные, и звуки какъ-то рзко несутся въ чистомъ воздух. Жизнь и дятельность разлиты повсюду; этотъ шумъ словно опьяняетъ человка, не нашедшаго себ ни опредленнаго труда, ни опредленной цли, не знающаго, гд ему искать счастья. А молодая кровь кипитъ и принуждаетъ броситься на какой-нибудь путь тревожной жизни; если нтъ впереди никакихъ, боле широкихъ и смлыхъ, задачъ, если нтъ въ будущемъ иного идеала счастья, молодость проситъ хотя личной любви, наслажденія вдвоемъ, А тутъ, подъ ухомъ нжныя, вкрадчивыя рчи слышатся; вспоминается безъ любви, безъ покоя проведенное прошлое; настойчиво отгоняются вс опасенія за будущее; является безшабашная отвага, и человкъ ловить мгновенье страстнаго порыва. Лизавета Николаевна находилась именно въ этомъ положеніи. Ее давила и возмущала домашняя грязная жизнь, гд сердце не находило ни ласки, ни покоя и вчно ныло и болло отъ брани и возмутительныхъ сценъ. Молодая двушка чувствовала потребность вырваться изъ этого омута, но не знала, куда и зачмъ. У нея не было составлено никакого идеала лучшей жизни, хотя ее и давила та жизнь, которую вела она. Трудъ самъ по себ не манилъ ее, да она и не знала, за что бы могла она приняться. Первыя горячія слова страстной любви, сказанныя ей, первая возможность спасти отъ отчаянья, отъ гнетущихъ мыслей, отъ пороковъ одного изъ ближнихъ, возможность, пробудившая въ голов молодой двушки радужныя грёзы, вдругъ открыли ей какой-то еще смутный, но привлекательный міръ счастья. Съ инстинктивной двической боязнью она то врила, то не врила снова этимъ словамъ и грезамъ, и съ невольнымъ трепетомъ сознавала, что она заходитъ все дальше и дальше по этому пути. Иногда ей хотлось бжать, но куда и зачмъ? — домой, на прежнюю муку?.. Не та ли же это гибель? Искать счастья на другомъ пути? Но кто объяснить ей, что это за счастье, къ которому инстинктивно стремится человчество, и гд путь къ этому таинственному счастью?..

— Не обманите меня! — говорила она Задонскому, когда онъ рисовалъ передъ ней картины ихъ будущей свтлой жизни и эти слова звучали мучительной боязнью.

Въ теченіе цлаго мсяца продолжалось полное счастье Лизы. Она съ непонятной удалью, съ полнымъ самозабвеніемъ пошла по новому пути, разъ повривъ Михаилу Александровичу. «Хоть день, да мой!» думалось ей, и мысли о будущемъ упорно отгонялись прочь. Она — то рзвилась, какъ пригртый солнцемъ котенокъ; то вдругъ длалась серьезной, говорила, что Михаилъ Александровичъ долженъ служить, долженъ работать, что она составитъ его счастіе въ часы его отдыха отъ трудовъ; то внезапно для нея наступали минуты раздумья, и она съ болзненной ироніей говорила Задонскому, что она знаетъ, какъ скоро онъ ее забудетъ и броситъ, но что ей все равно, что и безъ того пришлось бы погибнутъ дома, что она суметъ и умереть. Иногда она при людяхъ прикидывалась холодной, даже подтрунивала надъ Михаиломъ Александровичемъ и относилась къ нему чуть не съ пренебреженіемъ, иногда ей приходила въ голову мысль гулять и кататься съ нимъ вдвоемъ по берегу рки, гд сновалъ народъ, гд вс обращали на нее вниманіе, и она хохотала и говорила: «Пусть смотрятъ!» Это было что-то лихорадочное, что-то ненормальное.

— Ты нездорова? — говорилъ ей Задонскій.

— Что-жъ, этого надо было ожидать! — отвчала она, и вдругъ ея веселость иропадала, она со страхомъ и трепетомъ заглядывала въ неотразимо приближавшееся будущее.

А потомъ опять встряхнетъ бойкой головкой и смло глядитъ на Задонскаго.

— Ну, что будетъ, то будетъ! — говоритъ она. — Только ты не бросай меня.