Под гнетом окружающего

Тотъ молча поклонился и вышелъ почти въ одно время съ молодою двушкою. Графиня снова принялась за письма…

Михаилъ Александровичъ просидлъ довольно долго въ гостиной, потомъ походилъ по комнат и, наконецъ, не дождавшись возвращенія Лизы, пошелъ въ свой кабинетъ. Его лицо было какъ-то самодовольно, въ голов мелькала мысль, что Лиза удивительно мила, и что его слова произвели на нее впечатлніе. Проходя мимо одного изъ слугъ, онъ небрежно спросилъ:

— Лизавета Николаевна у графини?

— Никакъ нтъ-съ. Изволили домой ухать, — отвтилъ лакей.

Михаилъ Александровичъ съ недоумніемъ посмотрлъ на лакея, постоялъ передъ нимъ съ минуту, потомъ быстро прошелъ въ свой кабинетъ, вроятно, что-нибудь сообразивъ. Онъ былъ въ самомъ веселомъ настроеніи духа.

— Бгутъ — значитъ боятся; боятся — значить есть причины для страха, — разсуждалъ онъ мысленно. — А вдь, право, это первая двушка, которая можетъ серьезно увлечь меня. Чортъ знаетъ, какая смлость, какая искренность въ каждомъ ея движеніи!

Черезъ полчаса, попробовавъ полежать и почитать, онъ взялъ фуражку и отправился на постоялый дворъ къ Марь Мироновой.

Лиза, между тмъ, пріхала домой.

— Ну, мало мелюзги, такъ на! еще и большая нахлбница пріхала, — встртила Лизавету Николаевну ея мать. — Мста, что ли, недостало для тебя у графини-то? Ты бы хоть одно то подумала, что мн теперь одинъ отецъ твой всю жизнь отравитъ… У меня постройка, у меня дти, а тутъ еще этотъ пьяница глаза мозолилъ!..

— Отецъ дома, — обрадовалась Лиза.

— Дома! Чему радуешься! — раздражительно замтила мать. — Обтрепался, по гостямъ шляясь; домой откармливаться пріхалъ…

Лизавета Николаевна молча прошла въ дтскую, гд обыкновенно помщался ея отецъ во время своего пребыванія дома. Онъ былъ, дйствительно, какъ-то помятъ, попрежнему плоско шутилъ, тянулъ по рюмочк водку, носился съ дтьми, забавляя ихъ нелпыми играми, и жаловался на жену. Этотъ разоренный домъ, грязь, хламъ, оборванныя и грязныя дти, отецъ въ шутовской роли, мать, съ вчною бранью на язык вдругъ обдали, какъ холодною водою, Лизавету Николаевну, посл блеска и мира въ привольскомъ дворц. Кажется, она была готова въ омутъ броситься, такъ ей опостылть этотъ домашній адъ.

— Ну, а что Михаилъ Александровичъ подлываетъ? Здоровъ ли? — разспрашивала у нея мать за вечернимъ чаемъ.

— Что ему длается! — серьезно проговорила дочь.

— Фыркаешь-то ты съ чего? А? — спросила мать.

Лизавета Николаевна промолчала.

— Вы ужъ не съ нимъ ли повздорили, барышня? — съ укоризною и насмшливостью замтила мать.

— Изъ-за чего мн съ нимъ ссориться?

— Да кто васъ знаетъ! Вс вы у меня какіе-то шальные, да верченые, — проговорила Дарья Власьевна, указывая на ребятъ. — А ты помни, что теб восемнадцать стукнуло, что ты у меня седьмая, а достатковъ у насъ нтъ. Просидишь въ двкахъ, — подъ старость по-міру нашляешься, гд-нибудь на дорог съ голоду издохнешь. Братья теб не кормильцы, сами угодятъ на каторгу.

Лизавета Николаевна нахмурилась.

— Полноте вы глупости-то говорить. — сказала она. — Ну, можетъ ли онъ на мн жениться?.. Коли и полюбить, такъ поиграетъ, обманетъ и бросить.

— Ну, матушка, за обманы-то и къ суду притягиваютъ!

Лиза съ негодованіемъ отвернулась въ сторону и промолчала.

Черезъ три для графиня пристала за ней экипажъ. Не минуты не думая, молодая двушка написала къ Серпуховской письмо, гд отговаривалась отъ поздки въ Приволье неожиданнымъ пріздомъ своего отца.

— Да ты съ ума сошла, что ли? — кричала мать — Да ты какъ смла не похать, когда тебя благодтельница наша зоветъ?

— Не похала, значитъ, надо не хать, — отрывисто отвтила Лиза.

— Ну, матушка, я терплю-терплю, да когда-нибудь и лопнетъ терпніе. Вы вс отъ рукъ отбились, такъ я васъ опять къ рукамъ приберу!

Раздраженная дочерью, Дарья Власьевна бушевала весь день и поколотила одну изъ служанокъ. Та убжала съ жалобой на барыню.

— Ну, опять дло затялось! Раскошелится наша Дарья Власьевна, — хохоталъ Николай Николаевичъ. — Ишь, руки-то старыя, помщичья остались и удержу имъ нтъ.

Лиза сердито насупила брови.

— Чего ты радуешься? — проговорила она. — Удержать ее не можешь.

— Мамочка, да я самъ радъ, что меня не бьютъ, — жалобно отвтилъ отецъ. — Мн самому скоро мста не будетъ, Дома, что въ аду, а бжать некуда. Куда ни прідешь, везд косятся, вс дуются, со всми мать въ ссор… Да ты-то что у меня нынче такая скучная?

— Теб-то что до моего горя? — спросила строптивымъ топомъ дочь. — Поможешь ты мн? Научишь ты меня чему-нибудь?.. Самого-то тебя только безрукій не бьетъ…

— Маточка, и ты-то меня обижаешь! — со вздохомъ произнесъ отецъ, успвшій пропустить лишнюю чарку водки.

Онъ нагнулся и поцловалъ руку дочери.

Дочь отвернулась въ сторону. Ей было жалъ отца и въ то же время ей было гадко, ее сердило его безсиліе… Дла нея прошла еще недля, тяжелая, полная домашнихъ дрязгъ и непріятностей. Посл каждой изъ грязныхъ сценъ семейнаго раздора Лиза хмурилась и невольно приходило ей въ голову: