Услышавший выстрел егерь удивился, что браконьеры решились подойти так близко. Почему они не на болоте? Он подумал о зайцах, взял фонарь и вышел под моросящий дождь. Никого. Только сырая трава и капли с деревьев. Егерь всего лишь человек — решил, что уши его обманули, и вернулся в теплую постель. Миновала полночь. Затем час ночи.
Дождь стал не таким сильным. Но что там в кустарнике? Движение. Раненый шевельнулся, застонал, попытался подняться на ноги. Продрогший до костей, слабый от потери крови, трясущийся от вызванной раной лихорадки, он смутно помнил, что хотел с собой сделать. Шарящая рука нащупала рану. Он достал платок и прижал к ней. Скользя и спотыкаясь, встал. Платок упал на землю и остался лежать среди опавших листьев рядом с револьвером.
Что-то в воспаленном мозгу заставило его ползти к дому. Чувствовал, что нездоров, ему больно, бросает то в жар, то в холод и смертельно хочется пить. Шатаясь и падая на ладони и колени, он проделал это кошмарное путешествие. Где брел, где полз, волоча за собой отяжелевшие ноги. И наконец дверь в оранжерею! Здесь ему помогут. И есть вода в лохани у колодца залить жар. Он подполз к ней на четвереньках. Дышать становилось все труднее: тяжелый груз, казалось, разрывал грудь. Кэткарт поднялся, но его скрутила икота, изо рта хлынула кровь, он рухнул на землю. Все было кончено.
Время шло. Три часа ночи — наступило время свидания. Юный возлюбленный перемахнул через стену и поспешил сквозь кусты к невесте. Было холодно и сыро, но он от счастья не замечал окружающего. Пробрался сквозь чащу и подошел к двери в оранжерею, откуда через несколько минут должна была появиться его любовь. Но тут замер — перед ним лежал труп.
Его охватил страх. Он услышал вдали шаги и с единой мыслью: бежать от этого ужаса — бросился наутек. В этот момент, немного уставший, но успокоенный прогулкой, на тропинке появился герцог Денверский и столкнулся с сестрой над трупом ее жениха.
Дальнейшее очевидно. Введенная в заблуждение страшным соединением обстоятельств, Мэри заподозрила своего возлюбленного в убийстве и, с видимым каждым из вас мужеством, скрыла, что Гойлс появлялся в том месте. Эта ее ошибка определила множество затруднений и недопонимания. И тем не менее пока на свете существует благородство, никто из нас не посмеет слова сказать в осуждение этой величавой леди.
Как поется в старинной балладе:
Думаю, милорды, мне нет надобности говорить дальше. Оставляю вам важную и радостную задачу освобождения благородного пэра и вашего коллеги от несправедливого обвинения. Вы только люди, милорды, некоторые из вас поворчат, другие усмехнутся средневековому великолепию мантий и мехов, столь чуждому нашему утилитарному веку. Вы прекрасно знаете, что
не добавят достоинства благородной крови. И тем не менее, здесь который день перед вами держит ответ глава одного из старейших и благороднейших домов Англии, оторванный от вашего братства, своей исторической славы, облаченный лишь в истинность своей цели. Это не может не тронуть чувство вашего сострадания и возмущения.
Милорды, вы обладаете счастливым правом восстановить его светлости герцогу Денверскому символы его высокого положения. Когда секретарь по очереди обратится к вам с вопросом: «Считаете ли вы Джеральда, виконта Сент-Джорджа, герцога Денверского, виновным или не виновным в страшном преступлении убийства? — каждый может без тени сомнения, положа руку на сердце, ответить: «Невиновен, клянусь честью».
Глава 19
Кто едет домой?
Пока генеральный прокурор занимался неблаговидным делом: пытался запутать не только очевидное, но и согласное с чувствами каждого, — лорд Питер позвал Паркера в кафе «Лайонз» и за огромным блюдом яичницы с беконом выслушал короткий отчет о набеге в город миссис Граймторп и длинный — о перекрестном допросе леди Мэри.
— Чему ты улыбаешься? — спросил рассказчик.
— Естественное слабоумие, — ответил лорд Питер. — Бедный Кэткарт! Она была девушка что надо! Но коли на то пошло, не была, а есть. Почему я о ней говорю, словно она умерла в тот момент, когда я ее увидел?
— Потому что жутко эгоистичен, — проворчал Паркер.
— Знаю. Был таким с самого детства. Но вот что меня тревожит: я становлюсь слишком впечатлительным. Когда меня бросила Барбара…
— Ты от этого излечился, — отрезал товарищ. — Коли на то пошло, я заметил это уже некоторое время назад.
Его светлость тяжело вздохнул.