Под игом чудовищ. Книга 2

Каска, конечно, не может особенно хорошо греть в зимнюю стужу, но Тарсия — маленькая. И поэтому тут армейское начальство вынуждено беречь буквально каждого воина: шерстяная шапочка внутри стального головного убора оказалась очень даже тёплой. Кальсоны и тонкий армейский свитер я, понятное дело, тоже надел. Как и шерстяные носки. Сапоги оказались великоваты — да и ладно. Так куда лучше, чем когда они малы. По-крайней мере можно натянуть, в случае чего, ещё одни носки. Порядок. Теперь только придать себе озабоченный вид, и позаимствовать из подсумка сержанта все бумаги, что там имеются.

Вот, размахивая подходящей, я и забежал в крыло, отведённое под конюшню:

— Сержант! Сержант Бромберг! — вот хорошо, что помню, на самом-то деле, как зовут практически всех, с кем сталкивался, — Рядовой Альварес, сэр. — (Знаю я, что мужика, которого я вытряхнул из его униформы, зовут так!) отдаю всё, что положено по Уставу: как правильно отдавать честь, долго репетировал, — Приказ генерала Жореса! Донесение его Величеству! Срочное! То, что он приказывал — сделано! Коня мне скорее, сэр!

Сержант, оказавшийся к счастью слегка навеселе, (Он так грелся!) даже не стал рассматривать моё оказавшееся будто бы случайно в тени лицо пристально, или вслушиваться в мой не слишком удачно подделанный голос, или пытаться повыдрючиваться с помощью разных придирок типа: «А что за приказ?», или «С какой это стати я буду давать вам коня, рядовой?». Нет, его, похоже, сразу настроило на нужный лад упоминание генерала и адресата. Поэтому он просто заорал:

— Санчес! Фрайберг! Оседлайте Лоэнгрина! И выпроводите отсюда этого несчастного. В смысле, когда будете закрывать ворота, не оставляйте щелей. — тут он поворачивается ко мне, и говорит этак с расстановкой, — Мои соболезнования, рядовой.

— А в чём дело, милорд сержант?

— Да в том, голуба моя рядовая, что, может, вы и не заметили, но сегодня с утра замело, и сейчас дует так, что боюсь, как бы бедолагу Лоэнгрина не выдуло из шкуры. Про тебя, Альварец ты мой ненаглядный, уж и не говорю. А температура — минус тридцать два. Так что удачи, господин гонец. Не отморозьте пальцы. И на руках и на ногах. И нос. И …!

Ха-ха!

— Э-э… Постараюсь, сэр. Разрешите взять ещё плащ?

— Да ладно уж, бери. Я сегодня добрый. Во-он там, в каптёрке, в ящике.

Действительно, в каптёрке имелись и сундуки со штанами и подштанниками, и ящики со свитерами и нижними рубахами, и тёплые носки и портянки, и вообще масса всего полезного и нужного зимой: вот что-что, а сказать что-нибудь плохое в адрес интендантского подразделения нашей армии не могу.

Ну, я и экипировался! Всем, чем посчитал нужным. Плюс ещё две пары запасных носков сунул в карман.

Плащ я нацепил так, что остались видны только глаза. Сержант удовлетворённо кивнул:

— Ну вот. Если теперь замёрзнешь — то только по своей вине. Я честно сделал, что мог!

— Так точно, милорд сержант! Спасибо! — залезаю на Лоэнгрина.

— На здоровье. Эй, выводите!

У въездных ворот обошлось ещё проще:

— Капрал, сэр! Приказ генерала Жореса! Срочное донесение его Величеству!

Капрал не стал даже носа из привратницкой высовывать. Кинул на меня затуманенный взор прямо сквозь крохотное оконце, после чего заорал что-то невнятное, но сердитое, внутрь, своим подчинённым, и не прошло и минуты, как шестеро неприязненно поглядывающих на меня рядовых опустили мост, и отворили ворота, запертые на чудовищных размеров брус-перекладину. Такой «щеколдой» только от тарана спасаться.

Но вот я и снаружи. Направляю коня неспешной рысью — нельзя показывать, что я глупый. И хочу выслужиться, побыстрее доставив письмо, но загнав коня! — по дороге в сторону границы, к перешейку. Полотно дороги, конечно, прилично замело, но моему, похоже, привычному к тяготам походной жизни, жеребцу это не помеха: он идёт вполне уверенно и даже мягко. Вот и отлично. Потому что пока он будет делать свою работу, мне нужно поделать и свою.

В частности, решить, что делать дальше со своей столь внезапно — да, разумеется, я надеялся и готовился, но всё же это… Это оказалось как бы подарком: реально не ждал, что удастся столь легко справиться! — обретённой свободой.

И новой внешностью.

Пара часов, пока кто-нибудь догадается спуститься в подвал, да обнаружит моих «отсыпающихся», или они сами очухаются, да забьют тревогу, у меня есть.

Поэтому погоня состоится непременно.

Но будет, надеюсь, поздно: наглый, подлый, и хитро…опый лорд Юркисс затеряется к этому времени во мгле преданий. Как растворяется сейчас его фигура для редких караульных на башнях Эксельсиора в мареве непрекращающегося снегопада…

Поскольку лорд Айвен не спешил начинать беседу, ей пришлось сделать это самой:

— Милорд Айвен. Вы сердитесь. — она не спрашивала, просто констатировала.

— Нет, миледи, как вы могли подумать! — он фыркнул. Но продолжил, — Впрочем, вы, конечно, правы. Я… э-э… скажем так: расстроен. Вашим… э-э… неподобающим и жестоким обращением с беззащитным пленником.