Столы блистали свѣжимъ бѣльемъ, хрустальной посудой, серебромъ и цвѣтами въ вазахъ, когда супруги Ивановы вошли въ обѣденный залъ отеля Англетеръ. Мелькали гарсоны во фракахъ, капуляхъ и въ необыкновенно высокихъ туго накрахмаленныхъ воротничкахъ, упирающихся въ тщательно выбритые подбородки. Постояльцы и пришедшіе завтракать составляли маленькія группы. Разсматривали фотографіи. Слышались англійская и французская рѣчь. Двѣ англійскія дамы съ длинными вылѣзающими изо ртовъ зубами, съ букетами цвѣтовъ на тощихъ грудяхъ, сидѣли на маленькомъ диванчикѣ, а передъ ними стоялъ полный, среднихъ лѣтъ, черноволосый человѣкъ въ смокингѣ, съ эспаньолкой и ораторствовалъ, жестикулируя. Звонка для завтрака еще не было, а потому за столъ еще -и не садились. Бѣгалъ метрдотель съ таблеткой, карандашомъ за ухомъ, кланялся мужчинамъ, спрашивалъ, какое вино они будутъ пить, и записывалъ на таблеткѣ. Супруги Оглотковы были тутъ-же. Оглотковъ снялъ уже съ себя бѣлый фланелевый пиджакъ, въ которомъ былъ на Плажѣ и облекся въ черную визитку съ красной орденской розеткой.
-- А мы къ вамъ въ отель позавтракать,-- сказалъ ему Николай Ивановичъ.
-- Въ восторгѣ... Садитесь съ нами,-- сказалъ Оглотковъ.-- Тогда у меня сегодня будетъ компанія вся изъ знаменитостей. Американецъ, пріѣхавшія сюда на велосипедѣ изъ Мадрида, знаменитый итальянскій баритонъ... Чортъ возьми, вотъ уже забылъ его фамилію! Вонъ онъ стоитъ передъ англичанками... Полный, съ эспаньолкой. Видите?
-- Вижу, вижу...-- кивнулъ Николай Ивановичъ.
-- Турокъ изъ египетскаго посольства...-- продолжалъ Оглотковъ.-- Онъ леталъ въ воздушномъ шарѣ. Это трое. И, наконецъ, ваша супруга. Итальянскій баритонъ видѣлъ, какъ она купалась сегодня -- и въ восторгѣ отъ нея. Четыре знаменитости.
Николая Ивановича нѣсколько покоробило, но онъ сдержалъ себя и спросилъ, гдѣ они сядутъ.
-- Мы заказали столъ на пять приборовъ, но теперь нужно прибавить еще два,-- отвѣчалъ Оглотковъ.-- Вотъ этотъ столъ мы займемъ. Послѣ гордевра намъ подадутъ устрицы...
-- Боже избави! Жена не ѣстъ!-- махнулъ рукой Николай Ивановичъ.
-- И я не люблю ихъ, и жена моя тоже не любитъ, но такъ надо для тона. Нельзя безъ устрицъ Ужъ какъ-нибудь по одной-то штучкѣ съѣдимъ съ горчицей. Съ горчицей я кое-какъ могу... Это я называю а ля рюссъ. чтобы не стыдно было передъ другими.
-- Нѣтъ, ужъ жена моя и съ горчицей не станетъ ѣсть Я-то какъ-нибудь проглочу штучку съ коньячишкомъ. Только передъ завтракомъ непремѣнно потребуемъ коньяку... Вмѣсто водки.
-- Пожалуй... Это здѣсь не принято, коньякъ пьютъ послѣ завтрака, по при американцѣ можно. Они пьютъ и до завтрака, и послѣ завтрака. Это мы назовемъ рюссъ-америкенъ. Да и турокъ во всякое время коньякъ пьетъ. Вчера въ Казино даже во время концерта классической музыки пилъ. Экуте!-- крикнулъ Оглотковъ метрдотеля и сталъ ему заказывать на столъ еще два прибора.
Глафира Семеновна, между тѣмъ, сидѣла на маленькой козеткѣ съ мадамъ Оглотковой, и та ей говорила:
-- Я слышала отъ моего мужа, что у васъ, душечка, сегодня на Пляжѣ былъ полный тріумфъ. Какъ это пріятно, что наша русская дама... А то все испапки и француженки отличаются. Мужъ мнѣ разсказывалъ, что съ васъ сняли пять-шесть фотографій...
-- Да... Онъ говорилъ мнѣ, что какой-то лордъ...-- гордо отвѣчала Глафира Семеновна.
-- Нѣтъ, больше, больше. Не одинъ лордъ, а нѣсколько. Мужъ мой видѣлъ, какъ съ васъ снимали,-- разсказывала Оглоткова и тутъ-же прибавила:-- Съ меня тоже много фотографій снято. Съ меня снялъ даже одинъ нѣмецкій владѣтельный принцъ... Онъ нашъ знакомый... Снялъ, и я теперь у него въ альбомѣ.
-- Очень можетъ быть, и съ меня этотъ принцъ снялъ, -замѣтила Глафира Семеновна.
-- Нѣтъ, нѣтъ. Его сегодня утромъ на ІІлажѣ не было.
-- Но вашъ-же мужъ мнѣ говорилъ что-то про принца.
-- Нѣтъ, нѣтъ, что-нибудь не такъ... Онъ былъ на сеансѣ у скульптора. Съ него бюстъ его лѣпятъ. Съ меня тоже этотъ скульпторъ бюстъ лѣпитъ. Вотъ по сихъ поръ... Изъ глины.
-- Надо будетъ и мнѣ заказать...-- сказала Глафира Семеновна.
-- Непремѣнно, душечка, закажите. Это стоитъ двѣсти франковъ... У него вся аристократія... Вся, вся!.. Княгиню Боснійскую вы знаете?
-- Слышала.
-- Вотъ и она.
А къ Глафирѣ Семеновнѣ Оглотковъ уже подводилъ итальянскаго баритона и говорилъ:
-- Вотъ, мадамъ Иванова, позвольте вамъ представить нашего знаменитаго пѣвца Марковини.
Итальянецъ поклонился, пожалъ руку, протянутую ему Глафирой Семеновной, и долго, долго говорилъ передъ ней что-то по-итальянски.
-- О, какъ онъ поетъ! Боже мой, какъ онъ поетъ, если-бы вы слышали!-- закатывала подъ лобъ глаза мадамъ Оглоткова.-- Его голосъ, какъ бархатъ!..
XXXVI.
Скоро появился и турокъ изъ египетскаго посольства. Это былъ жирный мужчина небольшого роста, съ сильно нафабренными и толстыми усами, въ визиткѣ, съ множествомъ брелоковъ на часовой цѣпочкѣ, съ брилліантовымъ перстнемъ на пальцѣ и въ красной фескѣ. Оглотковъ и его подвелъ къ Глафирѣ Семеновнѣ. Турокъ, хоть и нѣсколько на ломанномъ языкѣ, но заговорилъ по-русски.