Под южными небесами

-- Мустафа Иванычъ на всякаго слово откликаться будетъ. Пусть пріятнаго дама чортомъ его назоветъ -- онъ и то откликаться будетъ. Мустафа Иванычъ перваго дамскаго кавалеръ. И вотъ сейчасъ Мустафа Иванычъ покажетъ дамамъ самаго лучшаго бирюза.

Онъ полѣзъ въ жилетный карманъ, вытащилъ оттуда что-то завернутое въ бумажки, развернулъ и подалъ дамамъ на тарелкѣ въ самомъ дѣлѣ великолѣпную крупную бирюзу.

-- Ахъ, какая прелесть!-- закричала мадамъ Оглоткова.-- Какой цвѣтъ небесный! Вѣдь это-же восторгъ, что такое!

Николай Ивановичъ наклонился къ турку черезъ столъ и проговорилъ;

-- Вотъ мнѣ помнится, что и тогда въ Москвѣ вы бирюзой торговали. Коврами и бирюзой.

Турокъ опять отрицательно потрясъ головой и сказалъ;

-- Фуй, фуй... Нѣтъ... Никогда я съ бирюзой не торговалъ. Я -- аташе.

-- Мнѣ-же, мнѣ вотъ такъ точно, какъ сейчасъ изъ кармана вынимали и показывали.

-- Ни-ни... Я аташе.

-- Ну, аташе, такъ аташе. Выпьемъ, господинъ аташе, еще коньячку по рюмашечкѣ. Вотъ и мосье Оглотковъ съ нами выпьетъ,-- предложилъ турку Николай Ивановичъ.

-- Выпить могу. Мустафа-бей выпить не дуракъ,-- отвѣчалъ турокъ.

-- Всѣ, всѣ выпьемъ... И господинъ американецъ съ нами, и господинъ синьоръ Марковини...-- подхватилъ Оглотковъ.-- А ужъ потомъ перейдемъ на шампанское... Мистеръ Гаррисонъ! Ессъ?-- отнесся онъ къ американцу и показалъ на бутылку.

-- О, ессъ...-- кивнулъ тотъ, улыбнулся и оскалилъ зубы.

-- Синьоръ Марковини тоже ессъ?-- спросилъ Оглотковъ, протягивая къ его рюмкѣ бутылку.

Тотъ сдѣлалъ отрицательный жестъ рукой и сказалъ по-французски:

-- Жамэ.

При этомъ онъ указалъ рукой на горло.

Остальная мужская компанія выпила по рюмкѣ коньяку.

-- Николай Иванычъ, ты насчетъ коньяку-то не очень... А то ужъ и обрадовался!-- замѣтила мужу Глафира Семеновна.

XXXVII.

Подали шампанское. Мужчины, заложившіе передъ шампанскимъ хорошій фундаментъ коньякомъ, изрядно подпили. Дамы тоже пили и развеселились. Глафира Семеновна, не любившая вина, увлекалась примѣромъ мадамъ Оглотковой, которая пила шампанское почти наравнѣ съ мужчинами, тоже чокалась съ подсѣвшими къ ней туркомъ и итальянцемъ и въ головѣ ея зашумѣло. Американецъ пилъ шампанское, прибавляя къ нему коньяку, и говорилъ, что это по-американски.

-- Нонъ, мосье, се а ля рюссъ,-- отвѣчалъ ему Николай Ивановичъ и, пользуясь случаемъ, что жена, увлекшаяся итальянскимъ пѣвцомъ, напѣвавшимъ ей какія-то любезности, не слѣдитъ за нимъ, дѣлалъ то-же самое.

-- Зачѣмъ вы его зовете мосье? Онъ не мосье, а мистеръ,-- замѣчалъ соотечественнику Оглотковъ.

-- Ну, мистеръ, такъ мистеръ. Выпьемъ, мистеръ! Заатлантическій другъ! Такъ?

И Николай Ивановичъ протянулъ американцу черезъ столъ руку.

-- Рюссъ и америкенъ -- ами,-- поддакнулъ Оглотковъ.-- Ессъ? Говорите ему почаще -- ессъ, тогда ему понятнѣе будетъ,-- совѣтовалъ онъ.

Американецъ отвѣчалъ по-англійски и сказалъ что-то въ родѣ рѣчи, поднялъ бокалъ, поклонился сначала дамамъ, а потомъ Оглоткову и Николаю Ивановичу и сталъ чокаться.

Такъ они разговаривали и не скучали.

-- Удивительно, какъ хорошо все понимаетъ, нужды нѣтъ, что не говоритъ по-русски,-- хвалилъ Николаю Ивановичу американца Оглотковъ.-- Вѣдь это онъ пилъ сейчасъ за здоровье русскихъ. А какъ онъ, шельмецъ, на велосипедѣ ѣздитъ -- изумительно! Вотъ послѣ завтрака попросимъ показать намъ нѣкоторыя штуки здѣсь на дворѣ.

-- Да онъ не акробатъ-ли?

-- Чистѣйшій американскій аристократъ. Тамъ у нихъ въ Америкѣ нѣтъ родовой аристократіи, есть аристократія денежная, но все-таки онъ аристократъ.

Не скучала и Глафира Семеновна, слушавшая рѣчи пѣвца на непонятномъ ей итальянскомъ языкѣ. Она сидѣла и улыбалась.

-- Это вѣдь онъ про красота русскаго дамъ говоритъ,-- замѣтилъ ей турокъ.

-- Знаю, знаю. Я только не говорю по-итальянски, но все понимаю,-- отвѣчала та.-- Вѣдь мы съ мужемъ были въ Италіи, на Везувій даже взбирались. Скажите, Мустафа Иванычъ, вы изъ Египта?-- спросила она турка.

-- Изъ Египта, мадамъ.

-- Хорошо тамъ?

-- Каиръ въ Египетъ -- все равно, что Парижъ. Такого-же магазины, такого-же моды. Телеграфъ, телефонъ, трамвай, желѣзная дорога -- все есть.

-- А люди больше черные?-- допытывалась Глафира Семеновна.

-- Всякаго люди есть. Чернаго люди, бѣлаго люди, полубѣлаго люди. Хорошаго театръ есть, опера есть, кафешантанъ есть. Онъ былъ тамъ,-- указалъ турокъ на пѣвца.-- Былъ и пѣлъ.

-- Да что вы!

-- Въ Каирѣ былъ, синьоръ? Каиро? By заве зете а Каиръ?

-- Си...-- отвѣчалъ пѣвецъ, кивая.

-- Видите, былъ...

Завтракать на всѣхъ столахъ уже кончили, а Николай Ивановичъ и Оглотковъ все еще сидѣли съ своей компаніей и пили шампанское. Лицо у американца сдѣлалось малиновое и глаза выпучились. У Оглоткова и Николая Ивановича заплетались языки. Дамы стали просить, чтобы пѣвецъ спѣлъ имъ что-нибудь. Онъ не ломался, перешелъ въ смежную съ столовой гостиную, гдѣ стояло пьянино, и запѣлъ арію тореадора изъ "Карменъ", самъ себѣ аккомпанируя. Дамы стояли сзади его и слушали. Въ гостиную перешли и всѣ мужчины, куда имъ подали кофе и ликеры.

Когда пѣвецъ кончилъ, раздались аплодисменты.

-- Браво, браво!-- закричалъ во все горло Николай Ивановичъ.