Под Южными Созвездиями

— Есть, — коротко кивнув головой, подтвердил владелец коллекции. — Слушай. Здесь написано: — «Черный снег. Хрустальные слезы. Хрустальные слезы на чёрном снегу. Но это еще не конец, нет…. Мир по-прежнему осязаем. И слышна еще печальная свирель…. Но, вот, хрустальные капли постепенно мутнеют, трескаются и превращаются в серую пыль. Светлая музыка стихает. Остаётся только черный снег. И тоненькая звенящая тишина…».

После минутной задумчивости Макс спросил:

— И что всё это значит?

— А это, Путник, ничего — ровным счётом — не значит. Просто — старинная хоббитанская молитва. Её во время похорон хоббиты произносили (да и до сих пор, наверняка, произносят), перед тем, как бросить на хоббитанский овальный гроб первый ком земли, — прозвучал совершенно неожиданный ответ.

— Хоббитанская молитва?

— Да, дружок, хоббитанская, — грустно усмехнулся дон Луис. — Вот, тебе и намёк…. Легче стало? Понятнее?

— Не очень.

— И я о том же…. Ещё один намёк?

— Пожалуй, — согласился Макс.

— Этот год — «ведьмин».

— И как понимать эту загадочную фразу?

— Как хочешь, так и понимай. Всё, экскурсия закончена…

Они вернулись — прежним маршрутом — в гостиную-столовую.

— Опаньки, вот оно даже как, — подойдя к высокому стрельчатому окну, восхитился сеньор Романо. — Не ожидал, право слово. Полюбуйся-ка, Путник. Не пожалеешь.

Действительно, картинка за окном была безупречно-красивой и неожиданной: каурая, крепко сбитая, в редких белых пятнышках лошадка то шла бодрым аллюром, то резко переходила на медленный и плавный галоп, иногда умелый и опытный наездник, облачённый в белый полотняный костюм, поднимал лошадь на дыбы, после чего заставлял её несколько раз подряд крутануться на месте…

— Ловок, ничего не скажешь, — одобрительно усмехнулся дон Луис. — Натуральная бестия…. Как он тебе, потенциальный приемник?

— Нормально, — чуть заметно улыбнулся Максим. — Нашли, что называется, общий язык. Да и регулярные совпадения глобальных мироощущений имеют место быть.

— Ну-ну. Как говорится — Бог в помощь…

Через некоторое время Луиза и Мегре вернулись.

— У вас, комиссар, замечательная школа выездки, — похвалил хозяин виллы. — И лошади, такое впечатление, вам полностью доверяют. А это, как показывает практика, дорогого стоит…

— Старинные семейные традиции, — скромно потупился сеньор Кастильо. — Гены, так сказать, помогают…. Кстати, дон Луис. Вчера на «Карнавале Святого Джедди» английский принц Чарльз рекомендовал вас в качестве замечательного рассказчика всяких и разных интригующих историй, а также как непревзойдённого знатока местного фольклора.

— Вас, дон Мануэль, интересует что-то конкретное?

— Да. Легенда — «О непорочной девице Анхелине Томпсон и об её жёлтой розе».

— Хм…. Странно, что вы ещё не знакомы с этой весьма симпатичной и поучительной притчей. Вам, безусловно, она покажется интересной. Ну, и полезной, конечно же. Слушайте, любопытные идальго. И мотайте, понятное дело, на ус…

Эта история произошла лет сто семьдесят тому назад, а может, и все двести двадцать пять. Никто уже толком и не помнит.

Стояла себе — жила-поживала — на берегу тропического лазурно-изумрудного ласкового моря безымянная карибская деревушка. А может, просто маленький посёлок, регулярно и исправно дававший приют разным тёмным (и светлым), личностям, а также авантюристам всех мастей — пиратам, золотоискателям, охотникам за старинными кладами, закоренелым преступникам, скрывавшимся от правосудия стран Большого Мира, влюблённым, обручившимся против воли строгих родителей.

Белые, вест-индийские негры, метисы, мулаты, дикие индейцы, всякие — в буро-малиновую крапинку. Короче говоря, та ещё публика, живущая весело, разгульно и беспутно…

А какое настоящее беспутство, собственно говоря, может быть, если женщин в деревушке практически и не наблюдалось? Так, только несколько низкорослых индианок, да толстая старая афроамериканка донья Розита, владелица скромного трактирчика — «La Golondrina blanka».

И вот, представьте себе, в католической Миссии, что располагалась рядышком с этим посёлком отвязанных авантюристов, появляется девушка-американка необыкновенной красоты — высокая, стройная, фигуристая, молоденькая. Ухаживает в Миссии за больными и калеками, детишек индейских обучает английскому языку и азам математики, а в деревне появляется только по крайней необходимости — чтобы купить в местной галантерейной лавке ниток-иголок, да наведаться на почту.

Звали эту девушку — «Анхелина Томпсон». И была она такая хрупкая, нежная, грустная и печальная, что, глядя на неё, даже у злобных и вечно-голодных бродячих псов на глазах наворачивались крупные слёзы сочувствия. Наворачивались и капали. Капали…

Ходили упорные слухи, что жених Анхелины трагически и безвременно погиб где-то на суровых северных золотоносных приисках, а она — от безысходности и тоски горькой — уехала служить Господу нашему в далёкую католическую Миссию.

Но разве это обстоятельство могло остановить тамошних (вернее, тогдашних), брутальных головорезов, всерьёз истосковавшихся по женскому обществу? Ага, конечно. Как бы ни так. Не дождётесь…