— Он вызвал клининговую компанию?
— Да, в его грязном замке давно пора было убраться. Но он привык жить в грязи и темноте. Однажды к нему залетела бабочка, — он расстёгивает крючки, и его руки перемещаются на её освобождённую от бюстгальтера грудь. — Юная яркая бабочка.
Она едва сдерживается, чтобы не застонать.
— Паук почти умирал от голода, ему нужна была свежая кровь. Всего то и требовалось — её убить. Он делал это тысячи раз. Но она посмотрела на него насмешливо, и сама подставила шею.
— И он не смог? — её руки спускаются ниже по его гладкой спине.
— Нет. Он держал её в цепях, приходил раз за разом мучить её и ждал, когда она попросит пощады. Но каждый раз видел только этот непокорный взгляд.
Он сжимает затвердевшие соски. Она запрокидывает голову и закусывает губу.
Он ведёт языком по шее.
— Он любил, он страдал, он умирал, и он думал, она отвечает ему взаимностью, — скользит он языком по уху. — Он ей поверил и ослабил свою цепь. А она улетела.
— Но он же не умер без неё, — она снимает через голову всё, что мешает его рукам.
— С тех пор он умирал много раз. Она разбила ему сердце, — его рубашка падает на пол. — Она мерещилась ему в каждой бабочке. Но ему нужна была только она.
— А он искал её? — она перешагивает через юбку.
— Нет, — он пинает кресло, поднимает её и прижимает к стене, — ведь она оказалась ядовитой.
Она обхватывает его ногами и впивается в губы, обняв за шею. Его поцелуи стоят того, чтобы повременить. Жадные, неистовые, упоительные. Она растворяется в них без остатка.
Но он подхватывает её под колени и входит. В её плоть, в её жизнь. Навсегда.
Рельефная штукатурка всё сильнее и глубже впивается в спину, но она бы не остановилась, даже если эта стена стала утыкана гвоздями.
Она любит его. Любит с их первой встречи. Любит до сих пор. Любит всего, без остатка. За измены, за боль, за страдания. До беспамятства, до самоотречения. Может быть когда-нибудь она ему в этом признается. Но не сейчас.
Он дёргается в последней конвульсии. И её проводку тоже искрит. Но в этот раз она ни за что не позволит ему бросить себя догорать в одиночестве.
Она смыкает ноги на его ягодицах и сжимает его в себе, заставляя почувствовать. И всё же вырывает из его груди этот стон.
Второй раунд. Счёт один - один.
— Не паук не смог убить бабочку, — проводит она пальцем по его мокрой ключице. — Она сбежала, чтобы сохранить ему жить.
Он тяжело и блаженно вздыхает и возвращает её на пол.
— Моя ядовитая бабочка, — он упирается лбом, гипнотизируя её чёрными зрачками.
— Мой нежный злой паук.