Под каблуком у Золушки

— И тебе лучше прыгнуть за борт прямо сейчас, пока не стало слишком поздно, — словно она просто выпроваживала его за дверь.

— Это вряд ли, — покачал он головой. — Ты же понимаешь, что я тебя здесь одну не оставлю.

Он повернулся, чтобы достать второй пробковый жилет, и увидел то, на что она намекала, когда говорила про «слишком поздно». Прямо на них, стеной, конца и края которой не было видно, надвигалась огромная волна.

— Твою мать, Роберта! — рванул он к двери, схватив в охапку девушку, чтобы прыгнуть вместе с ней.

— Уже поздно, Кай! — крикнула она.

И единственное, что он успел сделать — прижать её к себе и сгруппироваться.

Их ударило с такой силой, что это утлое судёнышко должно было рассыпаться в щепки. Но оно даже не перевернулось. Вода заливалась из всех щелей, когда их положило на борт, а потом подбросило. И они ещё отплёвывались от горькой солёной воды, когда судно выровнялось. Корма заметно потяжелела. Каюты внизу заливало водой. И сейчас было самое время отсюда убираться, чтобы не уйти на дно вместе с этой посудиной.

— Пошли, — потянул он за собой Роберту.

— Нет, — она стала отползать от него спиной.

— Роб, не дури, — он протянул ей руку.

Она упёрлась спиной в стену, нащупала над головой поручень, подтянулась, встала и побежала вниз по лестнице.

— Роб! — он кинулся за ней, но было поздно.

Стоя по колено в воде, она просунула свою маленькую ладошку в разъём наручников, и зубья их хищно защёлкали, плотно смыкаясь на её запястье.

— Роб!!!

Он пытался вырвать поручень. Нашёл что-то похожее на лом, но только проломил им стену. Он ударил несколько раз тяжеленным ящиком, но только слегка его погнул. Вода прибывала слишком быстро. Невозможно быстро.

— Роб, ну зачем? — он взял её за плечи, стоя уже по грудь в воде.

— Ты был не прав, Кай. Я всё же очень похожа на свою мать. Я тоже не нашла в себе сил бороться. Прости меня. Я люблю тебя, Кай!

Она обхватила его одной рукой за шею и поцеловала. И её поцелуй, смешанный с солёной водой, стал последним, что он почувствовал.

Яхту качнуло, его откинуло назад и что-то большое и квадратное прилетело ему в голову.

— Чёрт, я забыл застегнуть сетку, — стало последним, что он подумал.

Глава 30

ОКСАНА

Она узнала бы его и без представления.

Тёмные с проседью волосы, густые брови, хмуро сдвинутые в переносице, впалые напряжённые скулы, резко очерченный овал лица и до боли знакомые губы, розовые, сухие, плотно сжатые. Ему около пятидесяти, и он в чёрном. В чёрном костюме и тёмной рубашке. В такую жару.

Оксанка вцепилась в поручни кресла, в котором сидела — при всём желании она не могла бы подняться ему навстречу. И даже не потому, что ей через неделю рожать, а потому, что, увидев его траурный наряд, ноги её не выдержали бы.

— Сеньор Эдуардо Альварес, — представил мужчину, встречавший его в аэропорту Павел.

А сеньор Альварес склонился и поцеловал ей руку. И в тот момент, когда прямые мягкие волосы упали ему на лоб, и его затылок оказался так близко, она и расплакалась.

Он откинул волосы рукой назад, и она закрыла лицо руками, не в силах больше его видеть.

«За что, Господи? За что? — лезла в голову какая-то убогая мысль и долбила, долбила, долбила, словно хотела пробить висок и вырваться наружу. — Почему сейчас? Почему именно тогда, когда всё могло быть хорошо?»

— Оксан, он жив, — маленькие Данкины руки вцепились в её плечи. — Жив, Оксана!

Голос её тоже срывался. Оксанка слышала их как шум: «бу-бу-бу» мягким баритоном Альвареса, и Пашкины ответы, которые она тоже не могла разобрать. Только два слова, которые сказала Данка, возвращали её сейчас с края той пропасти, где она только что стояла.

— Жив? — сквозь пелену слёз она видела два пятна: тёмное — Альвареса и светлое — Пашки.

— Он в искусственной коме, — стал говорить Павел, и его лицо, наконец, обрело резкость. — Слишком много времени провёл под водой. Врачи решили, что безопаснее всего будет поместить его в кому, и вывести, только когда убедятся, что все процессы в норме и мозг полностью восстановился.

Потом стал говорить Альварес, но она ни слова не поняла.

— Это может занять долгое время, — перевёл Павел.

И снова Альварес проникновенно что-то ей пояснял, но она услышала только своё имя, произнесённое с жёстким американским акцентом.

— Нам всем надо держаться. Вы должны верить, Оксана, — снова озвучил Павел его фразу.

«А я даже не предложила ему присесть!» — вдруг пробилась в её сознание нелепая мысль.

К счастью, Данка тоже уже пришла в себя.

Альвареса проводили в гостиную, усадили, предложили чай, кофе, но он попросил только воды, сославшись на долгий перелёт и жару, на которую в России он никак не рассчитывал.

Оксанка тоже перебралась со всеми в гостиную, избавившись от своего унизительного инвалидного кресла, в которое, впрочем, она и села, лишь уступив Данке.