Под кожей – только я

— А вообще, знаешь, что самое поразительное? За все это время я так и не смог прочесть ее, как ни пытался. Она закрыта, как морская раковина. Но не от недоверия или мнительности — их учат блокировать поток сознания от чужого вмешательства еще в детстве, чтобы это вошло в привычку. И это… так странно, необычно. И тем увлекательнее разгадывать ее, наблюдая за тем, как она улыбается, взмахивает веером, поправляет складки кимоно…

— Это все славно, конечно. Одного не могу понять: зачем ты отдал ей фортепиано матери? Мне казалось, ты дорожил им.

Тео, которого вопрос застиг врасплох, смешался.

— Это всего лишь инструмент, не более того. Здесь он все равно пылился без дела. А Ли Чи найдет ему применение — она прекрасно играет. По-настоящему виртуозно.

— Ну разумеется. Совершенство, с какой стороны ни взгляни.

— Если бы тебе посчастливилось провести с ней чуть больше времени, ты бы и сам убедился, что это самая умная, образованная, тонко чувствующая женщина…

— О, да тут кто-то, как я вижу, совсем потерял голову. Возможно, мачеха слишком поспешила и выскочила не за того Вагнера? — произнес Лука с насмешливой улыбкой.

Тео вскочил. На его скулах проступили неровные красные пятна, а лицо застыло, как каменная маска.

— Что ты сказал? — выдавил он.

— Тео, ты славный малый. И я просто хочу предостеречь, чтобы ты не слишком-то обольщался насчет этой ослепительной красавицы.

— Я не нуждаюсь в твоих советах.

— Да не кипятись ты. Ты же рос здесь, в резиденции, как цветочек в оранжерее, и дальше собственного носа не видишь. Она сожрет тебя живьем, как удав кролика, и не подавится.

— Я не кролик. Я наследник мессера Ганзы, — отчеканил Тео.

— Ну да, разумеется. А я — даже не твой хост. Так, никто, безродный бродяга из портового города. Но иногда мне кажется, что я — единственный, кому не все равно, что ты рискуешь оказаться в заложниках ханьской мафии, отправляясь в это треклятое путешествие.

— Отец поручил мне важную миссию: представлять интересы семьи перед ключевыми бизнес-партнерами на Востоке. Это не детские шалости. Это то, к чему я готовился много лет.

— Да пойми же наконец: Вагнеры и Ли используют тебя в своих грязных играх, как разменную карту. Не будь дураком!

— Мне пора. Прощай, Лука.

Лука с тяжелым сердцем вышел в парк. Небо было обложено свинцовыми тучами, и в душном воздухе чувствовалось приближение грозы. Он долго бродил по дорожкам, распинывая белоснежную мраморную крошку от переполнявшего его чувства безысходности, пытаясь выместить овладевшие им злость и отчаяние, пока не заметил склонившуюся над разрытой клумбой знакомую фигурку в ярко-желтом дождевике не по размеру.

— Миа!

Заметив его, она отвернулась и торопливо вытерла тыльной стороной ладони мокрые ресницы, оставив на лице грязные разводы. Лука наклонился, чтобы достать из тачки уродливую луковицу, из которой уже проклюнулся тугой зеленый кончик стебля.

— Марк не привез новых писем из Гамбурга? — с деланным равнодушием произнес он.

— Да, вот, держи, — Миа достала из кармана сложенный в крошечный квадратик лист, который оказался наспех исписанным регистрационным бланком клиники. Почерк, несомненно, был Йоаны, но, вопреки ее всегдашней аккуратности, строчки наползали друг на друга, а буквы прыгали и испуганно жались друг к другу.

— Давно пришло письмо?

— Вчера. Плохие новости? — встревоженно спросила Миа, увидев, как изменилось его лицо.

— Да, не слишком радостные. Ма пишет, что не видела Флика уже несколько недель. По словам соседей, всю его семью переправили куда-то к южным границам. Как и многих других в том районе, где мы живем. Это, видимо, та самая программа переселения, о которой говорил мессер. На границах должны появиться новые города. Йоана и сама собралась уезжать из Гамбурга: в полевых лагерях переселенцев отчаянно не хватает медиков и лекарств. Она же сама еле на ногах стоит, это ее просто доконает!

— Нам с дедушкой тоже пришло предписание.

— Что? Ты серьезно?! Но он же лучший садовник дворцового парка!

Миа опустила голову, разглядывая носки красных резиновых сапог.

— Он места себе не находит. Прикипел сердцем к этой земле. Я боюсь, что он погибнет, как дерево, вырванное с корнем. Но ничего не поделать.

— Да брось, я поговорю с мессером. Или с Вольфом. Вы должны остаться во дворце.

— Не надо! — Миа испуганно схватила его за руку.

— Нет, надо.

— Лука…

— Я не позволю им вышвырнуть вас.

Поняв, что ей не переспорить, Миа только вздохнула.

Услышав просьбу Луки, Вольф настрого запретил ему докучать мессеру, занятому большими государственными делами, разговорами о жалком старом садовнике и его внучке. Луку ждало и еще одно горькое разочарование: отъезд Тео вовсе не разорвал их с дядей контракт, а, наоборот, сделал его бессрочным. Вольф ясно дал понять: до возвращения наследника мессера из Чжунго и речи не может быть о том, чтобы Лука покинул дворец. Советник распорядился, чтобы второго сына мессера обеспечили надежной охраной.