Под кожей – только я

— О, не только. Хотя в иных ситуациях это может оказаться весьма полезным свойством… С помощью айдибраса можно накапливать и анализировать огромные, колоссальные потоки данных о том, как и чем живет каждый человечек в гигантском муравейнике: распорядок его дня, привычки, предпочтения, сферы интересов, источник заработка и повседневные траты, круг знакомств, привычные маршруты…Но все это — лишь внешние проявления личности. А это, — старый советник поднес чип ближе к глазам и близоруко прищурился, — это ключ к сознанию, которое контролируют, как известно, выбросы гормонов. Ведь человек — всего лишь биологическая машина. Он может сохранять невозмутимый вид, но всплеск кортизола, дофамина или тестостерона выдаст его истинные чувства и намерения.

— Но зачем влезать под шкуру? Разве для поддержания общественного порядка недостаточно того, что установленные повсюду камеры и полицейские дроны мгновенно фиксируют преступления, а Эфор выдает полное досье на нарушителя?

— Чипы позволяют не просто засвидетельствовать преступления, а предотвратить их. А началось все, кстати, после очередной эпидемии: правительство Чжунго обязало каждого вместе с вакциной имплантировать биометрический чип, который отслеживает сердцебиение, температуру и кровяное давление. Специальные алгоритмы сигнализировали о том, что человек стал потенциальным разносчиком инфекции, еще до того, как он сам чувствовал недомогание. А также собирали информацию о том, где он был за последнее время и с кем контактировал. Это позволяло резко укоротить цепочки инфекции и купировать новую волну эпидемии за несколько дней. Пока звучит замечательно, правда? Наверное, поэтому в то время мало кто обеспокоился, что правительство получило полный доступ к информации о том, что заставляет того или иного человека смеяться или плакать, что злит или вызывает страх. Ведь гнев, радость, скука и любовь — это тоже биологические проявления, как и лихорадка или кашель. Досконально изучив механизмы возникновения той или иной эмоции, можно вызывать ее в любое время, по заказу.

— Неужели совсем никто не протестовал, что ему влезли в голову?

— О, разумеется, изначально биометрическое наблюдение преподносилось как временная мера, только до того момента, пока не исчезнет риск новой волны эпидемии. Но, как известно, любые временные меры имеют неприятную привычку переживать чрезвычайные ситуации. Кроме того, на горизонте всегда услужливо маячит новая угроза…

Лука потер правое запястье, ощущая его непривычную легкость.

— Куда планируешь отправиться? — безучастно спросил советник Юнг.

— Пока не знаю. Наверное, к морю. Но сначала я хотел бы увидеться с матерью. Только не уверен, что она по-прежнему в Гамбурге: насколько мне известно, она собиралась стать медсестрой в одном из лагерей переселенцев где-то на южной границе.

— В таком случае иди к восточным воротам, смешайся с толпой переселенцев, двигайся все время на юг, пока не пересечешь границу Ганзы. В Новой Баварии, неподалеку от Фрайбурга, разбит временный лагерь для интернированных. Вон там, на ломберном столике, в конверте предписание о перемещении, выписанное на чужое имя, и айдибрас. Денег на счету достаточно, но настоятельно советую не швырять их направо и налево, чтобы не привлекать лишнего внимания.

— Почему вы мне помогаете? — помолчав, спросил Лука.

— Может, мне просто скучно и хочется немного поддразнить Вольфа, который забыл о долге перед семьей? — усмехнулся Юнг.

— Он наверняка пустит по следу ищеек, чтобы разыскать меня и вернуть в Бремен. Не пройдет и двух дней, как он вычислит и переловит всех курьеров с чипами-дублерами.

Старый советник пожал плечами.

— Волк бежит за обедом. А заяц бежит от смерти. Так кто же из них не пожалеет сил, чтобы бежать быстрее?..

Глава 18

Следующие несколько дней слились в бесконечную монотонную тряску в переполненном вагоне. Несколько раз в сутки — и обязательно хотя бы раз за ночь — поезд останавливался, в вагон заходили люди в военной форме, которые проверяли предписания и сканировали айдибрасы, дергая переселенцев с места на место, перетасовывая, как карты в крапленой колоде.

Лука избегал заговаривать с кем-то из попутчиков и держался отстраненно. Известие о смерти мессера воодушевило многих переселенцев, даровав робкую надежду на то, что им будет разрешено вернуться в обжитые места. Все разговоры, так или иначе, в конце концов сводились именно к этому.

Как-то на рассвете, когда Лука дремал, приткнувшись к пахнущему мокрой собачьей шерстью чужому баулу, его грубо растолкали и вывели на полустанок. Утро было сырым и промозглым, в низине стелился липкий туман, обкладывая рваными клочьями ваты деревья и кусты. «А в Гамбурге, наверное, уже выпал снег», — подумал Лука. Он поежился, прогоняя остатки сна, и засунул озябшие руки поглубже в карманы. Сошедших с поезда — около полутора сотен человек — рассадили по автобусам.