Под красной крышей

Лида медленно пошла вниз по течению реки, думая о том, что сейчас именно этого и хочется: плыть, закрыв глаза, положившись на судьбу и не гадая, куда тебя вынесет. И чтобы все решилось как-нибудь само… Ее уже не тянуло ни закричать, ни заплакать, все в душе оцепенело, как облетевшие березы вдоль набережной. Знают ли они, что весной все начнется заново, или каждая осень для них – умирание всерьез?

«Можно ведь позвонить Раисе, – вспомнилась парикмахер из его театра, у которой Лида с дочерью стриглись. – Наврать о подруге, у которой остались детские вещи на годовалую девочку… Мол, не нужны ли кому? Может, кто растит без мужа? Пригодится… Нет уж. Раису только втяни в эту историю, потом не расхлебаешься. Да и зачем мне знать, кто она? Что это изменит? А с ним заговоришь об этом, он еще и облегчение почувствует, что самому не придется разговор начинать, на это попробуй решись… А налегке и уйти ничего не стоит».

О том, чтобы Егор ушел, невозможно было даже подумать. Лида затрясла головой, мешая себе вообразить черный вакуум без него. Как раз накануне очередное ток-шоу показывали, за обедом смотрела краем глаза, улыбаясь тому, как женщины наперебой твердили, как же это здорово – в сорок лет начать жизнь заново. И в какой-то момент она даже попыталась представить, как бы это было, достанься ей вдруг полная свобода. Ну не совсем полная, конечно, без Ксюшки ей ничего не надо, и все же… Но фантазию как-то заклинило, и Лида так и не смогла разглядеть, что же было такого чудесного в этом возможном будущем без Егора.

Пробуждающим к реальности звонком в кармане ожил сотовый телефон, и у Лиды ощутимо екнуло сердце: это была мелодия Егора.

– Ну-ка! – неопределенно приказала она себе, прежде чем нажать кнопку. Потом зачем-то улыбнулась в трубку: – Привет! Ты уже дома?

– Привет-привет! А ты-то где? Ничего не случилось?

«Действительно, встревожен или играет?» – Ее внезапно так затошнило, что она села на гранитный парапет. И рука, сжимающая телефон, резко упала на колени, по ладони холодные мурашки побежали. Она переложила трубку в левую и сказала мужу, что-то уже говорившему, в свою очередь:

– Не знаю, давление, что ли… Вышла подышать немножко.

– Где ты? – выкрикнул Егор. – Я сейчас приду!

Лида не стала отказываться, мгновенно решив, что лучше встретиться на улице как посторонним и проверить, как она отреагирует на этого чужого красивого мужчину, с которым зачем-то же свела ее судьба… Ей недолго пришлось ждать, Егор прибежал через пару минут, запыхавшийся, перепуганный, и она так же сразу поверила, что это не игра, он действительно тревожится за нее.

И это надломило в ней что-то, и опять все помутилось от слез, хотя ей не хотелось плакать при нем, она ведь собиралась сделать вид, будто ничего не произошло, а теперь эта истерика прямо на улице, и без того промокшей с утра…

Не привыкший к ее слезам, Егор хватал жену то за руки, то за плечи, сжимал руками голову, выкрикивая:

– Так плохо? Может, «неотложку»? Что произошло?

Лида пыталась помотать головой, но его руки не давали, пыталась сказать, что все в порядке, хотя он вряд ли поверил бы этому, видя ее слезы. Потом вдруг вспомнила, как недавно Егор обронил: с ума как раз тогда и сходят, когда все в полном порядке. И поняла, что для нее все потеряно… Он сходит с ума от полного штиля, так давно воцарившегося в их доме. И по другой женщине, родившей ему чудесную девочку…

В те минуты Лида ничего не видела, кроме его лица, на которое до сих пор готова была смотреть часами, не отрываясь, только Егор не позволял этого. Созерцательность и любование были не в его характере. Он был человеком порыва, действия, даже роль любил обдумывать на ходу: садился в машину и ехал куда глаза глядят, а возвращался уже совсем другим. Иногда настолько другим, что Лида начинала его бояться, как в то время, когда он был занят в спектакле «Идиот», поставленном еще до нашумевшего сериала Бортко. Егор играл Рогожина и был настолько увлечен этой ролью, что Лиде начинало мерещиться, будто за пазухой у него спрятан нож. Только вот на нее ли была направлена та бешеная страсть, лавой начинавшая кипеть на сцене, когда появлялся Егор?

Догадка с силой толкнула ее в сердце. Лида не сразу и поняла, что не от этого едва не упала. Перекошенное лицо неведомо откуда взявшейся дочери возникло и исчезло, Ксюшка крикнула ей: «Не смей реветь!» и снова метнулась к отцу, пихнула его в грудь с такой силой, что Егор едва не опрокинулся навзничь.

– Не трогай ее! – схватив Лиду за руку, завизжала дочь. – Ты нам больше никто! Убирайся!

Он невольно отступил:

– Ты что? Бешеное ты создание… Лида, что с ней?

– Я получила письмо, – ответила она, понимая, что теперь бессмысленно скрывать это.

– Анонимка? – догадался Егор. – И ты так бесишься из-за анонимки? Ксюха, я думал, ты умнее…

– Заткнись! Я же видела ее! Мы обе видели!

«Вот он – момент сомнения, – уловила Лида и непроизвольно сжала Ксюшкину руку. – Все же он подумал: а вдруг – правда? Значит, есть эта правда…»

– Кого вы видели? – все же спросил он.