Под красной крышей

– О, Марк, простите! «Вашингтон Пост». Всего пару вопросов, вы позволите?

– О’кей, – кивнул Марк забавному репортеру. – Что вас интересует?

– Марк, ваша головокружительная карьера потрясла весь мир. Голливудские продюсеры дерутся возле вашего дома, вы играете в лучших театрах, о вас ходят легенды и пишутся романы. Скажите, то, что ваш отец был актером, сыграло свою роль в вашем становлении?

Он снисходительно усмехнулся:

– Я потерял отца, когда мне было всего пятнадцать. Тогда я даже не представлял, что могу стать актером. В детстве я писал стихи… Отец же казался мне недосягаем, как звезда. Да он и был звездой!

Внезапно Марк обернулся и прищурился на фотографию на столе.

– Он погас так внезапно, что я даже не успел заплакать. Нашей фамилии угрожало забвение. Знаете, когда звезды гаснут, их имена становятся неразличимы в темноте.

– Ну вы-то, Марк, настоящая звезда! – восхищенно затряс головою репортер. – Вы затмили всех на актерском небосклоне. Вас не забудут…

– Вы явно преувеличиваете, – скромно улыбнулся Марк. – Я еще только начинаю.

– Мы с нетерпением ждем ваших новых фильмов. Какие у вас планы, Марк?

– Я… – Марк искусно запнулся и замешкался с ответом. – Я бы хотел снять фильм о своем отце. Безвестном русском актере, погибшем от утраты зрительской любви.

– Это будет драма?

– Нет, – выдохнул Марк прямо в потное восторженное лицо. – Это будет фарс!

И оставив обескураженного интервьюера, Марк так стремительно бросился к выходу, что не сразу понял, как очутился в столовой старой отцовской квартиры. Затравленно оглядевшись, он медленно опустился на вытершийся с годами ковер.

– Нет, – простонал он, сильно вжимая ладони в тусклый от пыли ворс. – Нет… нет… нет!

– Марк!

Мать вбежала в комнату и замерла, схватившись за сердце:

– Как ты напугал меня… Почему ты кричал?

– Мне стало больно, – ответил он, поднимая правдивые серые глаза.

– Где, Марик? Что у тебя болит?

Он успокаивающе покачал головой:

– Ничего, мам. Уже ничего. Дернуло в зубе, но сейчас все прошло.

– Надо показаться врачу. – Она расположилась в кресле и взяла со стола сигареты. – У тебя всегда были прекрасные зубы, но мало ли что… Ты не начал курить? Это их здорово портит. Взгляни на меня – одни протезы. Слава богу, успела вставить, пока твой отец был жив. Теперь, главное, сберечь до конца жизни.

Марк присел возле матери и положил голову ей на колено.

– Нам не хватает денег? Да, мам?

– Не говори глупостей! – Она махнула сигаретой у него перед лицом. – Нам опять сулят повысить зарплату. А к концу года мне должны дать доцента. В субботу вот опять свадьбу пригласили провести. Мы да не выживем? Что ты!

– Может, мне начать подрабатывать? – задумчиво предложил Марк, краем глаза следя за матерью. – У нас кое-кто из ребят торгует в ларьках по ночам.

Теплое колено дернулось под его щекой.

– С ума сошел?!

– Почему? Разве зарабатывать стыдно? – Он повернулся и лукаво посмотрел ей в глаза.

– Не разводи демагогию, – строго сказала мать и с наслаждением затянулась. – Загонит меня в гроб эта зараза… Если мы будем умирать с голоду, я лучше пойду на панель, но ты никогда не станешь торгашом.

– Мам, – Марк захлебнулся смехом, – ты только не обижайся, но тебе скоро сорок лет…

– Ах ты, мерзавец маленький! Думаешь, на меня охотников не найдется? – Светлана Сергеевна не больно ухватила его жесткие вьющиеся волосы. – Да у меня полно поклонников, если хочешь знать!

– Тогда какие проблемы? Заведи себе богатого любовника, я не возражаю.

Он увернулся от оплеухи и вскочил на ноги. Погасив сигарету, мать протянула ему руку.

– Мели Емеля, – добродушно проворчала она, обнимая сына и незаметно втягивая его запах. – Пошли завтракать, я и так уже накурилась натощак, как студентка. Кстати, через полтора часа у меня лекция, надо поторапливаться.

– Какой идиот придумал занятия по субботам? – сочувственно подхватил Марк. – Слава богу, наша гимназия пока на пятидневке.

– Последний год пошел, – ехидно отозвалась Светлана Сергеевна. – Сколько тебе сосисок? Да ты хоть умылся, чудовище?!

* * *

Проводив мать и ребячески подставив ей щеку для поцелуя, Марк, охваченный знакомым возбуждением (непременным спутником одиночества), подпрыгивая, промчался по квартире и метким тычком включил магнитофон. При матери он почти не слушал его, потому что любимая им музыка приводила Светлану Сергеевну в полушоковое состояние.

– Господи! – с отвращением сказала она, послушав записи только одного из альбомов «Агаты Кристи». – Это же просто клиника! Злобный садомазохизм. И ты собираешься это слушать?

– Не собираюсь, – заверил Марк и ласково ткнулся матери в плечо. – Я перепишу эту кассету.

– Да уж, сделай милость, – строго произнесла мать, но не выдержала и прижала голову сына. – Ты ведь такой добрый мальчик…

Когда она вышла, Марк вытащил бумажку с обозначением сделанной записи и вставил другую с пометкой – «Майкл Джексон». Против его песен мать ничего не имела, единственно по незнанию языка.