Под кровью - грязь

   Блондин не видел ничего, он весь отдался акту, который в этот момент для него и актом-то не был. Блондин сейчас убивал, перед глазами его мелькало лицо Стрелка там, на чердаке, а потом его улыбка. А потом Блондин представил себе, как улыбка эта исчезает, взрывается кровавым водоворотом.

   – Давай, давай! – выкрикивал он, уже совсем не понимая, что кричит.

   Он убьет, убьет, убьет… Давай, давай… убьет… давай…

   А Наташка чувствовала запах Этого, запах привлекал ее, тянул к себе. Мгновение просветления прошло, и, когда новый толчок качнул ее вперед, Наташка вначале осторожно коснулась пятен приоткрытыми губами. Блондин давил и давил на нее сзади, и она тронула Это языком, а потом – словно вспышка – припала всем ртом, жадно, словно в поцелуе.

   И уже не крик, а стон, животный сладостный стон вырвался у нее. Все исчезло, остались только огненные всполохи перед глазами, сладкие толчки внутри нее, безумный вкус на языке и – откуда-то издалека – крик: «Давай, давай, давай!».

   Наблюдатель

   От меня до стула Артема Олеговича – около двух метров, подумал Гаврилин. Предположим… Ну, хотя бы предположим, что Артем Олегович отвлечется. Внезапно из-за шкафа вылетит птица, и банкир проводит ее зачарованным взглядом. Пистолет, соответственно, отклонится в сторону, и героический наблюдатель одним прыжком преодолеет разделяющее их расстояние. Удар – старичок всхлипнет, выронит оружие, наблюдатель поднимет пистолет и расстреляет прямо в дверях вбегающего помощника Артема Олеговича, а потом…

   – Что вы сказали?

   – Я спросил, не задумывались ли вы над тем, какое конкретно задание у Палача?

   – Извините, я немного задумался.

   – Вспоминаете детство? Перед глазами проходят яркие картины вашей недолгой жизни? – Артем Олегович улыбнулся, но глаза остались холодными и настороженными.

   – Нет, прикидываю, как добраться до вашего пистолета.

   – Не советую. Я не все время был кабинетным работником. В старые времена, прежде чем попасть в кабинет, нужно было хлебнуть много чего.

   – И как?

   – Что?

   – Как на вкус то, что вы хлебнули?

   – Поначалу неприятно, а потом привыкаешь. Привыкнуть можно практически ко всему. Итак, что должен был сделать Палач?

   – В конце концов?

   – Послушайте, Гаврилин, я понимаю, что вы очень хотите меня разозлить и попытаться этим воспользоваться…

   – А вы бы сами сиганули на пистолет в моем положении?

   – Я бы не попал в ваше положение.

   – Потому что не спорили с начальством?

   – И поэтому тоже.

   – Хорошо, убедили. – Гаврилин захотел потянуться, но решил, что Артем Олегович может воспринять это движение как агрессию. – Не нужно дальних заходов на цель. Это вам, между прочим, захотелось со мной поговорить, а не мне с вами.

   Артем Олегович очень-очень медленно выдохнул. А нервишки не очень у дедушки, отметил Гаврилин. Того гляди, просто выстрелит и все, поминай Александра Гаврилина не злым тихим… Или прыгнуть? Резко толкнуться ногами, затем… Гаврилин очень ясно представил себе, как летит к Артему Олеговичу, а тот, не моргнув глазом, несколько раз нажимает на спуск. Все приходится делать самому!

   – Вы уперлись в то, что Палач должен захватить Центр досуга и удерживать заложников как можно дольше. В идеале – с неделю. Так? И вам, как проницательному молодому человеку, вдруг открылось, что не сможет Палач этого сделать. Что максимум, на что он способен – навалить там трупов и погибнуть вместе с группой. Так?

   – Так, – Гаврилин даже кивнул, настолько точно воспроизвел Артем Олегович его сомнения.

   – И вас очень обеспокоило то, что я этого не понимаю…

   – Да.

   – А вы не задумались, почему все так странно происходит с этой группой, зачем устроено шоу, зачем полтора месяца этим клоунам разрешают хозяйничать в городе, и почему это до сих пор самое высокое руководство страны не набило этот город войсками, или, в крайнем случае, оперативными группами? Ну, аналитик!.. Неужели не задумывались?

   Гаврилин промолчал, но в душе он с Артемом Олеговичем согласился. Не подумал. Вернее, не додумал. Приходило в голову что-то подобное, но за всей этой суетой, за сомнениями и копанием в личном деле Палача так и не оформилось ни во что внятное.

   – Полтора месяца мы носились с этими ублюдками, как ненормальные. Пять раз мы выводили группу из верной западни. Что бы мы ни говорили о местных сыщиках, но дело они свое знают. Мы сдали Палачу двух свидетелей и одного слишком рьяного оперативника. Не нужно делать удивленных глаз. Это все для идиотов дешевые рассказки о неуловимых преступниках. Они неуловимы, пока это выгодно нам…

   – Нам? – не выдержал Гаврилин, – Нам – это кому?

   Артем Олегович открыл было рот, в груди у него что-то хрипнуло.

   Сейчас убьет, подумал Гаврилин. Вон как побледнел, и костяшки пальцев побелели на правой руке. Сейчас просто шевельнет указательным пальцем, и из объектива вылетит птичка. Улыбка – вас увековечивают.

   Ну, почему мне не страшно? Почему? Тело напряжено, в голове гудит, но нет ни холодка в груди, ни дрожи в пальцах. Ни-че-го. Выстрелит или?.. Еще поживем.