Под куполом небес

В центре манежа в белой ночной сорочке до пят с распущенными волосами стояла женщина. Вокруг неё магическим огненным кругом горели несколько десятков плоских свечей. Жаркие язычки шевелились в такт движениям ворожеи. Она что-то шептала, негромко вскрикивала, задирая голову вверх. По четырём сторонам света она разбрызгивала воду и сыпала что-то белое – в идимо, крупную соль. Под полупрозрачной тканью одежды, на просвет, угадывалось обнажённое молодое тело. В её широко открытых глазах маленькими пожарами вспыхивали отражения её желаний и надежд. Она прижала в отчаянии руки к груди и замерла, глядя вверх, в беспросветное никуда…

– Валентина!.. – В очередной раз ахнул старик. Он перекрестился сам и перекрестил её.

Захарыч подошёл к барьеру манежа.

– Остановись, дочка! Брось это дело!

Валентина вздрогнула, испуганно замерла. Услышав знакомый голос и увидев очертания с детства близкого ей человека, безвольно опустила руки, уронила восхитительно красивую голову на грудь.

Захарыч с трудом переступил барьер, вошёл в освещённый круг. В руке девушки была зажата фотография улыбающегося Пашки. Валентина прильнула к Захарычу, как потерявшийся ребёнок прижимается к отыскавшейся вдруг маме. Её тело сотрясали неслышные рыдания. Они, как бурная вода, готовы были снести плотину усилий её воли. Ещё мгновение, и она не выдержит, сорвётся в штопор, заголосит, как это делали в лихую годину все бабы на Руси.

– Люблю его! Люблю-у-у!.. – захлёбывалась она собственными словами. – Только его! Единственного! Что мне делать?.. Я схожу с ума!..

– Послушай, Валентина! Посмотри вверх! Над нашими головами цирковой купол. Он очень похож на купол церковный. Значит, здесь не должно быть места всякой нечисти! Мы с тобой тут, как на ладони у Господа! Не спрячешься! Тут как на исповеди – если и соврёшь, то разве что самому себе… К нему надо обращаться! – Захарыч показал пальцем в купол. – А не к темноте!.. Я был свидетелем, как тебя, малютку, крестили! В купель окунали!.. Что же ты творишь, душа твоя заблудшая! Сердцем нужно приворот делать, а не колдовствами всякими. Возьми у меня в шорной веник, размети эту гадость! Не губи свою душу окончательно…

– Дядя Захарыч! Мне жить нечем! Дышать! Моей опорой всегда был воздух! Он меня больше не держит! Я ни одного трюка не могу сделать в последнее время – лечу вниз, в сетку! Всё жду, когда пролечу мимо, чтобы это наконец закончилось раз и навсегда!..

– Ты о чём, девочка!.. Ты же – воздушная гимнастка! Вслушайся – воздушная! Не в воздухе суть этого слова, в – Душе!.. Ты к богу ближе, как никто! Опору ищи в вере! В любви! Только на них душа может опереться!

– Так любви у меня, как раз, и нет! Потеряла! Прокакала…

– Тебе лет-то всего – дитя! Всё ещё будет! Один хороший человек сказал: «Не под пустым небом живём!..» Там всё видят… Мы тут все живём под куполом небес… Пойдём, дочка! Нечего тут делать. Забирай одежду, накинь что-нибудь на себя, не май месяц…

Захарыч повёл Валентину в свою шорную. Варька, увидев Валентину, вильнула хвостом. Они знали друг друга много лет. В причудах людских дел Варька не разбиралась, но собачьим сердцем чувствовала, что к её Захарычу и Пашке эта девушка имеет отношение самое что ни на есть близкое, родственное, а значит – своя!..

– В гостиницу не ходи – ночь на дворе. Ложись вот на мой сундук. Не «Метрополь», конечно, не «Астория» – немного жестковато, но до утра продержишься. Дух тут ядрёный – сыромятиной пахнет. Ну ты цирковая, из опилок, для тебя это, что твоя «Шанель». Дверь не прикрывай, свежий воздух будет постоянно. А я на «сеновал» к своим лошадкам под бочок. На вот на сон грядущий чаёк тебе и сухари. Пашка к ним с юности прикипел!

При упоминании имени Пашки Валентину было снова «заморосило», но она человеком была мужественным, тут же взяла себя в руки.

– Спасибо, дядя Захарыч! Чаю попью, а вот сухари… Я вечером мучное не ем.

– Это не мучное, не поправишься. А вот подкрепиться тебе надо. Вспомни наши посиделки!..

У Валентины дёрнулось веко – она помнила всё!.. Особенно теперь, когда память всё чаще отправляла её в прошлое, как плохого боксёра жизнь – в нокаут…

Захарыч сообразил, что сказал лишнее, чем усугубил и без того, в прямом смысле, плачевное состояние бывшей жены его Пашки.

– Ладно, разберёшься… До завтра! Если у человека есть Завтра, значит есть Жизнь! А она всё управит, как надо! Спи! Пойду приберусь на манеже…

Глава тридцать вторая