Под куполом небес

Валентина прислонилась загримированной щекой к шершавой стене, пытаясь найти в эти секунды хоть какую-то точку опоры. Слёз не было. Были лишь глухие стоны со словами: «Господи! Помоги мне! Господи!..»

Для неё, опытной воздушной гимнастки, опоры в окружающем воздухе сейчас не было никакой, словно его откачали из вселенной. Она впервые в жизни схватилась за левую сторону груди. Там что-то неожиданно кольнуло и впилось спазмом в спину, не позволяя вздохнуть. Держась за стену, она сделала шаг, за ним другой. Вроде отпустило. Лёгкие с сипом и затруднением позволили в себя что-то вместить. Надо было идти искать опору в воздухе над манежем. Но сил не было. Она села на ступеньки и положила голову на колени…

Света, с покусанными губами, спотыкаясь и пропуская ступеньки, устремилась по тёмным лестничным маршам вниз к служебному входу цирка. Её сердце тоже сжал невидимый кулак. Лёгкие влипли в грудную клетку и не было возможности вдохнуть. Света понимала, что если она не сделает вдох сейчас, то не сделает его больше никогда. «Ну же! Хотя бы раз! Хоть каплю воздуха!..»

Она потеряла туфлю и даже не заметила этого. Вспышки молний на мгновение указывали путь, ослепляя окончательно и без того незрячие глаза. Пролёт один, другой, поворот. Впереди что-то засветилось или показалось? Может, это прощальный свет в конце тоннеля, как принято у уходящих? Нет, это на вахте зажгли свечу. Света, уже практически падая, теряя сознание, из последних сил прошелестела длинным платьем мимо испуганных вахтёров, подметая открепившимся шлейфом бетонный пол служебного входа. Дверь от удара её руки с треском распахнулась и …

На улице в очередной раз грохнуло так, что где-то со звоном рассыпалось оконное стекло. Света распрямилась, вскинула голову и, наконец, вздохнула полной грудью. Вздохнула с громким хрипом и стоном, жадно схватив кислород всей грудью, насколько ей позволили вдруг ожившие лёгкие. Она словно вынырнула из бездонных глубин на последних судорожных движениях с уже угасающим сознанием…

…Она не могла надышаться. Дождь лил ей прямо на загримированное лицо, сминая небесной влагой её вечернее платье, превращая его в мокрую тряпку. Она стояла, раскинув руки, и смотрела на бушующие всполохи молний, слушала канонаду, раскалывающую небо на куски, словно летела навстречу судьбе…

Вдруг она почувствовала, как кто-то ей что-то набросил на плечи. Она услышала голос старой вахтёрши.

– Не надо, дочка, не смотри! Пошли вовнутрь, промокла вся, дрожишь вон! В наших краях говорят, что смотреть на сентябрьские грозы нельзя – плохая примета! Не к радости. К долгой печали… Иди, прими горячий душ. Не будет сегодня больше никакого представления. Отменили. Иди, смой с себя чужую зависть и нападки Нечистого. Молитву прочитай против тёмных сил: «Домой иду, своё несу, чужого не беру! Одна шла, одна и пришла». Завтра в цирке выходной. Сходи в церкву, она рядом. Поставь свечи всем святым – там разберутся! Душа угомонится. Чёрные ангелы улетят. Ишь, как сегодня расходились! Иди с богом! Хороший ты человек – по всему видно. Господь тебе испытания посылает. Так, видно, надо. По судьбе всё. Кого любят, того и испытывают. Иди…

Глава тридцать третья

Из Светы, наконец, вырвалось накопленное за этот месяц гастролей…

Всё случилось на очередной репетиции из-за сущего пустяка. Пашка на что-то отвлёкся и не вовремя выпустил Стандарта на манеж из-за кулис. Венька замешкался и не принял в форганге Сатира. Стандарт с Салютом остановились в центре манежа, прядая ушами, поглядывали на Сармата. Тот, в свою очередь, на дрессировщицу, мол, что не так? Захарыч звякал железными совком и скребком за кулисами, собирая лошадиное «счастье», свалившееся на его седую голову (слава богу, не в прямом смысле). Слаженный ритм номера сбился, рассыпался…

Света вдруг вспыхнула, бросила шамбарьер на манеж и, едва сдерживая слёзы, ушла в боковой проход цирка со словами: «Да пошли вы все!..»

– Что это было? – Венька замер с поднятой рукой.

– Что-то было… Вопрос, что?

Мгновенно появился Захарыч. Одним взглядом оценил ситуацию.

– На сегодня всё! Животных домой. Вечером репетицию отменяем. Всем отдыхать. Завтра утром встретимся…

Назавтра у Светы-Точки был день рождения…

Пользуясь неожиданно освободившимся временем, Пашка весь день провёл в поисках организации, где бы он мог заказать именной торт в форме манежа с их символикой посередине. Наконец, ему это удалось на местной кондитерской фабрике.

На следующий день в шесть тридцать утра, в пересменок, он его забрал и в семь тридцать, как штык, был в цирке. Венька озаботился букетами цветов. Захарыч изрядно поколдовал над своим подарком – упряжью для нового номера. У Пашки был ещё один козырь в рукаве – иранский…

Новый день наступил. Они напряжённо ждали. В ранней утренней тишине цирковых кулис, нарушаемой лишь звяканьем вёдер и репликами уборщиц, раздались шаги. Она вошла…