Под куполом небес

– Лошадей потравят, хомут им в дышло! – Захарыч пошёл разбираться. Увидев происходящее, ахнул. Поддатые рабочие пытались отодрать от манежного бетона куски старого каучука. Надрывались, крепко переругивались и по ходу соображали, что предпринять. Вокруг манежа стояли канистры с растворителями, бензином и бочонки с клеем. Один умелец поливал растворителем резину, два других, упираясь, тянули её на себя. Куски отрывались, рабочие падали, ржали, матерились и снова воевали с ободранным манежем.

– Лей, Серёга! Пройдись по кругу, пусть отойдёт!

Серёга, хмельной то ли от водки, то ли от ацетонного духа, в очередной раз плеснул на манеж растворитель.

– Всё хлопцы, шабаш! Перекур! Сдохнуть можно!..

Захарыч взвился, как необъезженный конь на дыбы.

– Вы что, мать вашу, совсем голову потеряли, хомут вам в дышла! Какой перекур! Вы что творите? Смерти ищете? Малейшая искра, сгорит всё к чёртовой матери. А ну, заканчивайте! Открывайте все двери и марш по домам! Работнички, ети вашу!..

Захарыч пошёл открывать настежь погрузочные ворота, ведущие во двор цирка.

В это время из фойе к манежу подошёл бригадир. Он уже нетвёрдо стоял на ногах.

– Всё, по домам! На сегодня хватит. Надышались по полной!.. – он ударил большим пальцем по сигаретной пачке снизу. Появился жёлтый фильтр. Бригадир зубами достал сигарету. Чиркнул спичкой, она сломалась. Бросил под ноги. Чиркнул другой. Сера отскочила на пол…

Захарыч только дошёл до ворот, начал распахивать тяжёлую массивную створку, когда услышал вопли. Он издалека увидел пыхнувшее пламя и чёрный дым, который стал заволакивать манеж…

Улыбающийся Пашка возвращался со служебного входа на конюшню. Они со Светой замечательно поговорили. Скоро снова будут вместе. Включат музыку, их любимые блюзы. Он почувствует её в своих объятиях… От этих предвкушений по телу пробежала волна, которая сбила дыхание!.. Их отношения снова становились яркими и волнительными. Они вступали в какую-то удивительную, неведомую пору семейной жизни, когда всё глубже, мудрее, цельней. И слаще…

Дым Пашка сначала почувствовал, потом увидел. Чёрное облако в ярких оранжевых всполохах медленно ползло по закулисному пространству к воротам. В районе манежа слышались громкие вопли и хлопки взрывов.

– Ёлы-палы! Пожар! – Он рванул к манежу. Там уже мало что было видно. Какие-то люди метались с огнетушителями, которые писали слабыми пенными струями, как старики с хронической аденомой проста́ты. Пустые красные баллоны звенели под ногами, проку от них было ноль!

Кто-то разматывал пожарный шланг, другой крутил приржавевший красный вентиль. Шланг запутался, вода текла под ноги, струи по-прежнему не было! Звякнуло разбитое стекло пожарной тревоги. Прибежавший вахтёр тут же позвонил по «01».

– Ёлы!.. Захарыч! Лошади! – Пашка, задыхаясь в горьком чёрном дыму, побежал на конюшню. Там вовсю шла эвакуация.

– Паша! Надень уздечки на Сатира и Серпантина! На остальных я накинул. Быстрее! Выводи на улицу в дальний угол двора, туда, под навес, где опилки! Быстрее!.. – Захарыч взял по уздцы Сармата и Сатурна. Плутая во всё уплотняющемся дыму, нашёл ворота, ведущие во двор. Трусцой добежали до дальней стены к навесу, где обычно сгружали опилки для животных. Привязал за арматуру лошадей и, с сердцем, которое готово было вырваться из грудной клетки от непосильного бега, направился снова на конюшню.

Во двор с воем сирены въехала первая машина. Пожарные стали торопливо развёртывать расчёт.

Из клубов дыма появился закопчённый Пашка. Он едва удерживал рвущихся из уздечек, паникующих Сатира и Серпантина. Варька с грозным лаем гнала на воздух очумевших от страха Салюта и Стандарта. Захарыч перехватил двух бесхозных лошадей, и они тут же, почувствовав руку человека, немного присмирели. Наконец, все лошади были привязаны в относительно безопасном месте. Сверху, если что, животных прикрывал шиферный навес.

– Захарыч! Я сейчас! Сбруи заберу из шорной!

Варька в который раз нырнула за Пашкой в чёрный дымный омут, который тут же поглотил их.

Лошади прядали ушами, взбрыкивали, покусывали друг друга, словно кто-то из них был виновником такого ужаса. Захарыч успокаивал их окриками, поглаживаниями. Лошади, слыша свои имена, немного приходили в себя, но тут же снова паниковали, чувствуя близость бушующего, набирающего силу гигантского пожара.

Пашка, с подгибающимися от тяжести ногами, приволок на себе все шесть сбруй, усыпанных искрящимися камнями Сваровски, дамское седло Светы, оголовье со стременами для номера «Высшая школа верховой езды», заготовки Захарыча для будущих арапников и ещё гору всякой сыромятной всячины, которая попалась под руки. Сбросил всё это под навес прямо в опилки. Густо запахло кожей, перебив сосновый запах. Устало выдохнул, провёл рукой по мокрому лицу, размазав копоть. Высморкался чёрными ноздрями. Спросил:

– Что ещё там у нас осталось?