Под маской

Присяжные вынесли вердикт о виновности в убийстве первой степени; миссис Чойнски взвизгнула: «Боже мой!». Оглашение приговора отложили до завтра. Толпа, медленно и ритмично покачиваясь, повалила на улицу под августовское солнце.

Джейкоб вновь заметил лицо и понял, почему не видел его раньше. Лицо принадлежало юной девушке, сидевшей рядом со скамьей подсудимых; его затмевала луноликая голова миссис Чойнски. Ясные, светящиеся глаза блестели от слез, а нервничавший молодой человек со сплюснутым носом пытался привлечь внимание девушки, касаясь ее плеча.

— Ах, да отстаньте вы! — сказала девушка, раздраженно стряхнув руку с плеча. — Оставьте меня в покое, ладно? Оставьте меня в покое! Черт вас возьми!

Мужчина глубоко вздохнул и отступил. Девушка обняла ошеломленную миссис Чойнски, и еще один задержавшийся в зале суда сказал Джейкобу, что это — сестры. Затем из зала увели миссис Чойнски — глядя на нее, можно было подумать, что она опаздывает на важную встречу — а девушка села за стол и принялась пудрить щеки. Джейкоб ждал; то же самое сделал и молодой человек со сплюснутым носом. Подошел бесцеремонный сержант; Джейкоб сунул ему пять долларов.

— Черт вас возьми! — крикнула девушка молодому человеку. — Оставьте меня в покое! — Она встала. Ее харизма, неясные волны ее раздражения заполнили зал суда. — Каждый божий день одно и то же!

Джейкоб подошел поближе. Второй мужчина стал быстро говорить:

— Мисс Делеанти, мы были более чем снисходительны к вам и вашей сестре, и я прошу вас всего лишь исполнить вашу часть договора. Наша газета уходит в печать в…

Мисс Делеанти в отчаянии повернулась к Джейкобу.

— Вы только на него посмотрите! — воскликнула она. — Теперь ему нужно фото моей сестры в детстве, а ведь на карточке еще и мама!

— Вашу маму мы уберем!

— Но мне-то моя мама нужна! У меня нет другой ее карточки!

— Обещаю, что завтра я вам это фото верну!

— Ах, да меня уже тошнит от всего этого! — Она вновь обращалась к Джейкобу, хотя и не замечала его — сейчас он был для нее просто частью безликой, вездесущей публики. — У меня уже глаз дергается! — Она цокнула зубами, выражая крайнюю степень доступного человеку презрения.

— Мисс Делеанти, на улице меня ждет машина, — вдруг произнес Джейкоб. — Хотите, я подвезу вас до дома?

— Ладно, — равнодушно ответила она.

Репортер подумал, что они знакомы; он принялся было негромко возражать, когда все трое двинулись к дверям.

— Каждый день одно и то же, — с горечью сказала мисс Делеанти. — Ох уж эти газетчики!

На улице Джейкоб махнул, чтобы подавали машину; подкатил большой открытый и блестящий лимузин, выскочил шофер, открыл дверцу. Репортер, чуть не плача, понял, что фотография вот-вот уплывет у него из рук, и ударился в многословные мольбы.

— Иди и утопись! — сказала мисс Делеанти, усевшись в машину Джейкоба. — Иди! И утопись!

Сила, с которой она произнесла этот совет, была столь выдающейся, что Джейкоб даже пожалел, что ее словарный запас был столь невелик. Слова не только вызвали в его воображении картину: несчастный журналист с горя бросается прямо в Гудзон, но и убедили Джейкоба, что это был единственный достойный способ избавиться от этого человека. Оставив его наедине с его мокрой судьбой, машина тронулась и поехала по улице.

— Вам все же удалось с ним справиться! — сказал Джейкоб.

— Конечно, — согласилась она. — Я не выдерживаю, злюсь — и тогда с кем хочешь могу справиться! Как думаете, сколько мне лет?

— И сколько же?

— Шестнадцать!

Она бросила на него серьезный взгляд, ожидая удивления. Ее лицо — лик святой, оживший лик юной мадонны, рисовался хрупким образом на фоне земного праха уходящего дня. Чистую линию ее губ не колыхало дыхание; еще никогда не доводилось ему видеть столь бледной и безукоризненной текстуры кожи, глянцевитой и блестящей, как и ее глаза. Впервые в жизни его упорядоченная личность показалась ему грубой и поношенной, потому что ему внезапно довелось преклонить колени пред алтарем самой свежести.

— Где вы живете? — спросил он. Бронкс, быть может, Йонкерс, или Олбани… Баффинов залив… Да можно хоть весь мир объехать, лишь бы ехать и ехать…

Затем она заговорила, и ее губы зашевелились, выталкивая квакающие звуки гарлемского акцента, и мгновение прошло:

— Сто тридцать третья восточная! Зиву там с подружкой.

Они ждали, пока загорится зеленый светофор, и она бросила надменный взгляд на выглянувшего из соседнего такси побагровевшего мужчину. Тот весело снял шляпу.

— Небось секретаршей трудитесь? — воскликнул он. — Ах, что за секретарша!

В окошке такси показалась чья-то рука и утянула мужчину обратно в темноту салона.

Мисс Делеанти повернулась к Джейкобу; она нахмурилась, и между глаз показалась маленькая, толщиной не больше волоса, морщинка.

— Меня многие знают, — сказала она. — О нас много пишут, и в газетах есть фотографии!

— Жаль, что все так плохо кончилось…

Она вспомнила, что произошло днем — впервые за последние полчаса.

— Да она сама виновата, мистер! Ей некуда было деваться. Но ведь женщин в Нью-Йорке еще никогда не вешали?

— Нет. Это точно!