Под маской

Неуверенно замешкавшись, он поцеловал ее — и вновь его обдало холодом невинности ее поцелуя и взгляда, который в момент прикосновения был направлен за него, куда-то в ночную тьму, во тьму окружающего пространства. Она еще не подозревала, что величественность — это нечто в самом сердце; если бы она это в тот момент поняла и растворилась бы в разлитой во Вселенной страсти, то он взял бы ее, без всяких сомнений и колебаний.

— Ты очень мне нравишься, — сказал он. — Наверное, больше всех. И все же я серьезно насчет выпивки — тебе нельзя пить!

— Я сделаю все, что ты мне скажешь, — сказала она; и повторила, взглянув ему прямо в глаза: — Все!

Это была ее последняя попытка; машина подъехала к ее дому. Он поцеловал ее в щеку и пожелал ей спокойной ночи.

Отъезжая, он ликовал и чувствовал, что живет сейчас ее молодостью и будущим, и чувствует жизнь гораздо сильнее, чем наедине с собой в последние годы. Вот так, чуть склонившись вперед и опираясь на свою трость, богатый, молодой и счастливый, он несся в машине по темным улицам, на которых горели фонари, прямо в будущее, о котором он еще ничего не знал.

III

Прошел месяц. Однажды вечером он сел в такси вместе с Фарелли и назвал водителю адрес последнего.

— Итак, ты влюблен в эту девушку! — весело произнес Фарелли. — Очень хорошо; я тебе мешать не буду.

Джейкоб ощутил огромную досаду.

— Я в нее не влюблен, — медленно произнес он. — Билли, я лишь хочу, чтобы ты оставил ее в покое!

— Разумеется! Я оставлю ее в покое, — тут же согласился Фарелли. — Я же не знал, что тебя это волнует — она мне сказала, что ей не удалось тебя захомутать!

— Главное здесь то, что это не волнует и тебя! — сказал Джейкоб. — Если бы я видел, что вы влюблены друг в друга, разве стал бы я изображать из себя идиота и пытаться этому помешать? Но тебе на нее плевать, а она просто под впечатлением и слегка очарована.

— Точно, — согласился заскучавший Фарелли. — Да я бы ни за что на свете и пальцем к ней не притронулся!

Джейкоб рассмеялся.

— Ну да, как же! Просто, чтобы развлечься. Вот именно это мне и не нравится — и я не хочу, чтобы с ней случилось что-то… Что-то нехорошее!

— Я тебя понял. Я оставлю ее в покое!

Пришлось Джейкобу этим и удовлетвориться. Обещаниям Билли Фарелли он не верил, но знал, что Фарелли относится к нему хорошо и не станет действовать ему наперекор — разве что в дело будут замешаны более сильные чувства… Сегодня вечером они держались за руки под столиком, и это его разозлило. Когда он стал ее упрекать, Дженни солгала, сказав, что ему показалось; она сказала, что готова немедленно ехать домой, и сказала, что сегодня даже разговаривать с Фарелли не станет. После чего он почувствовал, что ведет себя глупо и смешно. Было бы легче, если бы после того, как Фарелли сказал: «Итак, ты влюблен в эту девушку», он бы просто сказал: «Да, это так».

Но это было не так. Он теперь ценил ее гораздо сильнее, чем раньше. Он наблюдал, как в ней пробуждается ярко выраженная личность. Ей нравились простые и тихие вещи. У нее проявилась способность определять и отбрасывать от себя все банальное и несущественное. Он попробовал было советовать ей, какие книги читать; затем, подумав, он перестал это делать и стал знакомить ее с разными людьми. Он создавал ситуации и затем их ей объяснял, и ему доставляло удовольствие видеть, как у него на глазах расцветало понимание и рождалось чувство такта. Он ценил ее безусловное к нему доверие и тот факт, что при оценке других людей она использовала его как эталон.

Еще до того, как фильм Фарелли вышел на экраны, ее работа на съемочной площадке была оценена по достоинству: ей предложили двухлетний контракт, четыре сотни в неделю на первые полгода, а затем — плавное повышение. Но для дальнейшей работы нужно было переехать на Побережье.

— Может, лучше не торопиться? — сказала она однажды, возвращаясь вместе с ним в город. — Может, будет лучше, если я останусь здесь, в Нью-Йорке — рядом с тобой?

— Надо ехать туда, куда зовет работа. Ты уже вполне самостоятельная. Тебе семнадцать!

Семнадцать? Ей было ровно столько же, сколько и ему; она находилась вне времени. Судьба все так же сияла в ее черных глазах под желтой соломенной шляпкой, словно она только что не предлагала ему отказаться от этой судьбы ради него.

— Я иногда думаю, что если бы не ты, то нашелся бы кто-нибудь другой и заставил бы меня чего-нибудь добиться, — сказала она.

— Ты всего добилась сама. Выброси это из головы — ты от меня не зависишь!

— Завишу. Все — благодаря тебе.

— Но это не так! — с чувством произнес он, хотя и не стал дальше спорить; ему нравилось, что она так думает.

— Я не знаю, что бы я без тебя делала? Ты — единственный друг… — и она добавила: — Которого я люблю. Понимаешь? Ты меня понимаешь?