Под маской

Ей несколько раз встречались столь же совершенные юноши, приносившие ей дары, но все они и так обладали цельностью, исключавшей дальнейшее их совершенствование. Вместе с тем она обнаружила, что мужчин высокого полета в юности всегда отличают острые углы и неровные кромки, а сама она была еще слишком юна, чтобы с этим смириться. Вот, например, перед ней сидит этот насмешливый юный эгоист Фил Хофман, который явно вскоре превратится в блестящего адвоката и который буквально погнался за ней по пятам аж до самого Парижа! Он нравился ей ничуть не меньше, чем любой другой человек, но, как и подобало сыну шефа полиции, он был о себе слишком уж высокого мнения!

— Вечером я уезжаю в Лондон, и в среду отплываю домой, — сказал он. — А ты останешься в Европе до конца лета, и каждые две недели кто-то новый станет приседать тебе на уши со своими чувствами!

— Вот когда за такие слова тебя призовут к ответу, тогда и ты начнешь вписываться в мою картину мира! — заметила Джулия. — А пока, чтобы уравнять счет, познакомь-ка меня с этим Рэглендом!

— Но ведь это — мои последние часы! — взмолился он.

— Я и так дала тебе целых три дня, чтобы ты придумал какой-нибудь свежий подход! Прояви свое воспитание! Пригласи знакомого на чашку кофе!

Когда к ним присоединился мистер Дик Рэгленд, Джулия удовлетворенно вздохнула. Дик был загорелым блондином с прекрасной фигурой, а лицо его, казалось, светилось изнутри. Голос у него был негромкий, но глубокий; он всегда как бы чуть дрожал, и в нем словно звучало беспечное отчаяние; взгляд его заставил Джулию почувствовать себя привлекательной. Полчаса среди ароматов фиалок, подснежников, незабудок и анютиных глазок они обменивались любезностями, и интерес Джулии лишь возрос. Она даже обрадовалась, когда Фил произнес:

— Мне надо еще оформить английскую визу. Так что, юные птенчики, я вынужден оставить вас наедине, пусть это и неблагоразумно. Если хочешь меня проводить, приезжай к пяти на вокзал Сен-Лазар, ладно?

Он посмотрел на Джулию, надеясь, что она сейчас скажет: «А я пойду с тобой!» Она отлично знала, что не стоило ей оставаться один на один с этим человеком, но он сумел ее рассмешить, а ей последнее время нечасто доводилось смеяться, поэтому она сказала:

— Я еще ненадолго задержусь; тут такая хорошая и бодрая атмосфера!

Когда Фил ушел, Дик Рэгленд предложил заказать «фин шампань».

— Я слышала, у вас ужасная репутация? — внезапно спросила Джулия.

— Жуткая! Меня уже никуда не приглашают. Хотите, я сейчас приклею усы для конспирации?

— Как странно… — продолжила она. — Разве вы не понимаете, что сами лишаете себя поддержки? Да будет вам известно, что Фил, прежде чем вас представить, счел необходимым предупредить меня о вашей репутации! И я вполне могла бы попросить вас мне не представляться!

— А почему же не попросили?

— Мне показалось, что вы такой красивый, и все это очень грустно…

Его лицо не изменилось; Джулия поняла, что он столь часто слышал это замечание, что оно его уже нисколько не трогало.

— Но это, конечно, не мое дело! — торопливо добавила она.

Она не сознавала, что его статус «изгоя» лишь добавлял ему привлекательности в ее глазах, и не потому, что ей импонировал беспутный образ жизни — она никогда не видела этого своими глазами, и для нее это было просто абстракцией, — а потому, что в результате этой жизни он оказался в одиночестве. Некий атавизм характера заставил ее устремиться к появившемуся в племени чужаку — существу из мира, где жили иначе, сулившему нечто непознанное, обещавшему приключения.

— Вам я, пожалуй, могу сказать: я собираюсь навсегда бросить пить пятого июня, когда мне исполнится двадцать восемь лет, — вдруг произнес он. — Пьянство мне больше не приносит радости. Очевидно, я — один из тех, кому пить противопоказано!

— Вы уверены, что сможете бросить?

— Я всегда выполняю свои обещания. Я хочу вернуться в Нью-Йорк и устроиться на работу.

— Вы даже представить себе не можете, как я рада. Сама удивляюсь! — вырвалось у нее, но она решила: ничего страшного.

— Еще «фин шампань»? — предложил Дик. — И радости прибавится!

— Вы так и будете продолжать до самого дня рождения?

— Скорее всего. А в мой день рождения я буду плыть по океану на «Олимпике».

— Я тоже на нем плыву! — воскликнула она.

— Вот тогда и увидите мгновенное превращение; я выступлю с этим номером на корабельном концерте!

Стали убирать столики. Джулия знала, что ей пора идти, но разве могла она оставить его сидеть в одиночестве, наедине с грустью, прятавшейся за его улыбкой? Она решила, что должна проявить участие и поддержать в нем решимость.

— Расскажите мне, почему вы пьете? Видимо, есть какая-то причина — может, вы и сами не знаете?

— Как же! Я отлично знаю, с чего все началось!

За рассказом миновал еще час. В семнадцать лет он отправился на войну, а когда вернулся, то жизнь принстонского студента в черной шапочке показалась ему пресной. Он перешел в «Бостонский технический», затем уехал за границу и поступил в «Школу изящных искусств»; там все и началось.