— Когда у меня появились деньги, я обнаружил: выпив, я раскрепощаюсь, как ирландец, и у меня появляется способность нравиться людям; вот это и вскружило мне голову. Я стал больше пить, чтобы поддерживать эффект, чтобы все считали меня отличным парнем. Я много раз попадал в истории, поссорился с большинством своих друзей, затем связался с одной безумной компанией, и какое-то время с ними гулял, как ирландец. Но я был склонен считать себя выше их, и стал иногда задумываться — а что я, собственно, делаю с этими людьми? Им это не очень-то нравилось. А когда такси, в котором я ехал, сбило человека, меня арестовали. Я был ни при чем, все дело было во взятке, но этот случай попал в газеты, и когда меня освободили, все продолжали думать, что того человека сбил я. Так что за последние пять лет моя репутация стала такой, что матушки с дочками стараются побыстрее съехать из гостиницы, если вдруг в ней останавливаюсь я!
Недалеко от них засуетился беспокойный официант, и она взглянула на часы.
— Боже мой, ведь Фил уезжает в пять! Мы весь день тут просидели!
Они поспешно отправились на вокзал Сен-Лазар, и он спросил:
— Вы позволите мне увидеться с вами еще раз? Или лучше не надо?
В ответ она посмотрела на него таким же долгим взглядом. Не было заметно никаких следов беспорядочной жизни: лицо было румяное, спина прямая.
— Не бойтесь. До завтрака я всегда в полном порядке! — прибавил он, словно больной.
— А я и не боюсь! — рассмеялась она. — Давайте позавтракаем послезавтра.
Они торопливо взбежали по лестнице в здание вокзала Сен-Лазар, но поезд «Золотая стрела» тронулся прямо у них на глазах и отправился к Ла-Маншу. Джулия исполнилась раскаяния: ведь Фил проделал столь долгий путь…
В качестве искупления она отправилась к себе — она жила в квартире с теткой — и села писать Филу письмо, но ей мешали мысли о Дике Рэгленде. К утру впечатление, которое он на нее произвел, несколько сгладилось, и она решила ему написать, что не сможет с ним увидеться. Но это был такой пустяк, и к тому же она сама была бы не против… Так до половины первого назначенного дня она его и прождала.
Тетке Джулия ничего не сказала, потому что та завтракала с друзьями и могла случайно упомянуть его имя за столом; ей впервые приходилось встречаться с мужчиной, чье имя нельзя было даже упоминать! Он опаздывал, и она ждала его в холле, прислушиваясь к эху беседы, доносившейся из столовой. Услышав в час дня звонок, она открыла дверь.
За дверью стоял мужчина, которого, как ей показалось, она никогда раньше не видела. У него было мертвенно-бледное, плохо выбритое лицо, на макушке торчала помятая мягкая шляпа, воротничок сорочки был несвеж, галстука видно не было — торчал только его кусок, обмотанный вокруг шеи. Но в тот момент, когда она все же признала в этой фигуре Дика Рэгленда, она заметила, что изменилось кое-что еще, полностью затмив все остальное: у него было совершенно иное выражение лица! Это было не лицо, а сплошная презрительная усмешка: остекленевшие глаза почти закрывались, из-под губ с обвисшими уголками торчали зубы, подбородок дрожал, словно бутафорский, из которого вытек парафин; это лицо одновременно и выражало, и вызывало отвращение.
— Приве-е-е-т… — пробормотал он.
На мгновение она от него отшатнулась; затем, услышав, что в столовой вдруг воцарилась тишина — все затихли, потому что из холла до них не донеслось ни звука, — она вытолкнула его за порог, шагнула вслед за ним на лестницу и закрыла дверь.
— Ах-х-х! — с ужасом выдохнула она.
— Со вчерашнего дня не был дома… Влип в историю на вечеринке у…
С отвращением она взяла его за руку, развернула и повела вниз по лестнице, мимо жены консьержа, которая с любопытством поглядела на них из-за стекла будки. Они вышли на залитую ярким солнцем улицу Гинемер.
На фоне по-весеннему свежего Люксембургского сада он выглядел еще более гротескно. Она испугалась; в отчаянии посмотрела туда-сюда, нет ли где свободного такси, — но единственная машина, свернувшая с улицы Вожирар, так и не остановилась.
— Куда пойдем есть? — спросил он.
— Вы не в том состоянии, когда можно где-то появляться! Вы что, сами не понимаете? Вам надо домой, спать!
— Я в порядке! Немного выпью — и все будет отлично!
Проезжавшее мимо такси притормозило, повинуясь ее жесту.
— Поезжайте домой и ложитесь спать. Вы сейчас не в состоянии куда-нибудь идти.
Когда он смог сфокусировать на ней свой взгляд и понять, что перед ним — нечто свежее, новое и прекрасное, не имеющее ничего общего с туманным и беспокойным миром, в котором он провел последние несколько часов, в его голове вдруг забрезжил слабый луч здравого смысла. Она увидела, как искривились в благоговейном страхе его губы, и заметила, что он пытается встать ровно, не шатаясь. Открылась дверь такси.
— Возможно, вы правы. Прошу прощения.
— Куда вам ехать?
Он назвал адрес и забился в угол сиденья, а на лице было написано, как тяжело ему сейчас вновь вернуться к реальности. Джулия закрыла дверь машины.