Под маской

На корабле он пользовался популярностью. Ей рассказали, что он устраивает вечеринку в честь своего двадцать восьмого дня рождения. Джулию он не пригласил; когда они встречались, то вежливо беседовали — и ничего больше.

На следующее утро после пятого числа она увидела, как он без сил распластался на палубном шезлонге; лицо его было бледным. На лбу и вокруг глаз появились морщины; он потянулся за чашкой с бульоном, и она заметила, как дрожит его рука. Он пролежал там до самого вечера, ему было плохо, и выглядел он жалким. Проходя мимо него в третий раз, Джулия почувствовала неодолимое желание заговорить:

— Ну что, началась новая эра?

Он попытался привстать, но она жестом показала, что не стоит, и сама присела на стоявший рядом стул.

— Вы выглядите утомленным.

— Просто нервы пошаливают. Впервые за пять лет я целый день не пил!

— Скоро будет легче.

— Знаю, — угрюмо сказал он.

— Не падайте духом.

— Не буду.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? Хотите, снотворное принесу?

— Терпеть не могу снотворное! — очень резко сказал он. — Простите, я хотел сказать: нет, спасибо!

Джулия встала.

— Мне кажется, вам будет лучше, если я оставлю вас в покое. Завтра все будет хорошо.

— Не уходите, если я вам не надоел.

Джулия опять села.

— Спойте мне — вы умеете петь?

— А что вам спеть?

— Что-нибудь грустное… Какой-нибудь блюз.

Она стала негромко и нежно петь ему «Вот как кончается сказка» Либби Холман.

— Хорошая песня. Спойте еще что-нибудь! Или эту же…

— Хорошо. Если хотите, я буду вам петь хоть целый день!

III

На следующий день после прибытия в Нью-Йорк он позвонил ей по телефону.

— Я так по тебе соскучился! — сказал он. — А ты по мне скучала?

— Боюсь, что да! — неохотно призналась она.

— Сильно?

— Довольно сильно. Тебе лучше?

— Уже все в порядке. Я просто слегка нервничаю. Завтра выхожу на работу. Когда мы увидимся?

— Когда захочешь.

— Тогда сегодня вечером. И еще… Повтори-ка!

— Что?

— Что ты боишься, что по мне скучала!

— Боюсь, что скучала! — покорно повторила Джулия.

— Скучала по мне! — добавил он.

— Боюсь, что я скучала по тебе!

— Ладно. Когда ты это говоришь, слова звучат, как музыка!

— До свидания, Дик!

— До свидания, милая моя Джулия!

В Нью-Йорке она задержалась на два месяца вместо двух недель, которые собиралась там провести, — потому что он ее не отпускал. Теперь днем вместо пьянства у него была работа, а после этого ему было необходимо видеть Джулию.

Иногда — когда он звонил и говорил, что слишком устал, чтобы куда-нибудь идти после театра, — она ревновала его к его работе. Без выпивки ночная жизнь значила для него даже меньше, чем ничего, — это было даром потраченное и бездарно проведенное время. А на Джулию, которая никогда не пила, ночная жизнь сама по себе действовала как стимулятор — вся эта музыка, парад мод, и то, какой красивой парой они смотрелись, когда танцевали. Поначалу они иногда виделись с Филом Хофманом; Джулия обратила внимание, что сложившаяся ситуация ему не по душе; потом они перестали с ним видеться.

Произошло несколько неприятных инцидентов. К Джулии явилась старая школьная подружка, Эстер Кэри, чтобы поведать о репутации Дика Рэгленда. Вместо того, чтобы обидеться, Джулия познакомила ее с Диком и получила удовольствие от легкости, с которой Эстер изменила свое мнение. Были и другие, мелкие и досадные, эпизоды, но к счастью, все свои скверные поступки Дик совершил в Париже, и за океаном они воспринимались как нечто из иной реальности. Теперь они испытывали друг к другу глубокие чувства — из памяти Джулии понемногу изгладилось воспоминание о том ужасном утре, — но ей все же хотелось полной уверенности.

— Через полгода, если все и дальше так пойдет, мы объявим о помолвке. А еще через полгода мы поженимся.

— Но это так долго! — посетовал он.

— А что, разве не было тех пяти лет? — ответила Джулия. — Я всем своим сердцем и разумом верю тебе, но что-то мне говорит: «Не торопись!» Помни: ведь я принимаю решение от имени будущих детей!

Ах, эти пять лет — так бездарно потраченных, словно их и не было!

В августе Джулия уехала на два месяца в Калифорнию повидаться с родней. Ей хотелось знать, как Дик будет жить в одиночестве. Они писали друг другу каждый день; его письма были то веселыми, то грустными, то усталыми, то бодрыми. Работа у него ладилась. Увидев, что он приходит в себя, его дядя по-настоящему в него поверил; но ему все время не хватало его Джулии. И когда в его письмах периодически стали появляться нотки отчаяния, Джулия решила сократить свой визит и вернулась в Нью-Йорк на неделю раньше, чем планировала.

— Слава богу, ты приехала! — воскликнул он, когда они, взявшись за руки, вместе вышли из здания Центрального вокзала. — Мне было так тяжело! Последнее время я несколько раз чуть не ударился в запой — я все время думал о тебе, а ты была так далеко!

— Милый, милый… Ты такой усталый и бледный… Ты слишком много работаешь!

— Нет. Но жизнь в одиночестве такая пресная! Когда я ложусь спать, в голове у меня кружится одно и то же… Давай поскорее поженимся!

— Не знаю… Посмотрим… Теперь твоя Джулия рядом, и у тебя больше нет никаких проблем!