Под маской

— Мне тут будет лучше слышно.

Элен рассталась с надеждой начать беседу с печальной и негромкой ноты.

— Тедди, разговор у нас будет серьезный. Только не думай, что я приняла решение, не подумав! Я хочу тебя попросить… Попросить освободить меня от нашей с тобой договоренности.

— Что? — Тедди побледнел от потрясения и отчаяния.

— Придется рассказать тебе все с самого начала. Я уже давно поняла, что у нас с тобой нет ничего общего. Ты весь в своей музыке, а я даже «Собачий вальс» не могу сыграть. — Голос у нее был усталый, страдальческий; она закусила своими аккуратными зубками нижнюю губу.

— И что с того? — с облегчением спросил он. — Я буду музыкантом за нас обоих. Не надо ведь разбираться в финансах, чтобы выйти за банкира, верно?

— Дело в другом, — ответила Элен. — Что нам с тобой вместе делать? Вот, например, одно важное обстоятельство: ты не любишь ездить верхом. Сам говорил, что боишься лошадей!

— Конечно, лошадей я боюсь, — сказал он и добавил, вспоминая: — Они всегда так и норовят меня укусить!

— И поэтому получается…

— Я еще ни разу не видел лошадь — то есть не подпустил к себе близко. — которая не попыталась бы меня укусить! Они пытались это сделать, когда я надевал на них уздечку; затем, когда я перестал сам надевать уздечки, они приноровились изгибать шеи и хватать меня за ноги!

В ее глазах в этот момент промелькнул холодной тяжестью отблеск взгляда отца — он подарил ей первого шетландского пони, когда ей еще и трех лет не исполнилось.

— Да ладно лошади! Тебе ведь не нравятся даже люди, которые нравятся мне! — сказала она.

— Но я вполне могу их терпеть. Я всю жизнь всех терплю!

— Ну, в такой ситуации довольно глупо создавать семью. Я не вижу никаких причин для наших совместных… совместных…

— Конных прогулок?

— Да нет же! — Элен замялась, а потом произнесла неуверенным тоном: — Я, видимо, недостаточно для тебя умна.

— Не говори так! — И он потребовал правды: — Кто он?

Ей понадобилось некоторое время, чтобы собраться. Ее всегда раздражала манера Тедди обращаться с женщинами не столь церемонно, как это было принято в те дни. Он часто превращался в какого-то чужого, почти внушавшего ей страх, молодого человека.

— Да, есть один человек, — призналась она. — Один человек, с которым мы давно немного знакомы, но с месяц назад, когда я ездила в Саутгемптон, так получилось, что жизнь нас столкнула.

— Столкнула с лошади?

— Прошу тебя, Тедди! — рассудительно возразила она. — Я стала все больше и больше грустить, думая о нас с тобой, а когда я рядом с ним, все сразу становится на свои места. — В голосе Элен послышалась нотка восторга, который она не могла скрыть. Она встала и прошла по комнате; платье подчеркивало ее прямые и стройные ноги. — Мы вместе катались верхом, плавали и играли в теннис — занимались тем, что так нравится нам обоим!

Он уставился в пустое пространство, которое она только что для него создала.

— И это все, что привлекло тебя в этом парне?

— Нет, не только это. Он волнует меня, как еще никто и никогда! — Она рассмеялась. — Думаю, что всерьез обо всем я задумалась, когда мы однажды вернулись с конной прогулки и все стали говорить, какая мы красивая пара!

— И ты с ним целовалась?

Она замялась.

— Да, один раз.

Он встал с табуретки.

— Чувствую себя так, словно мне в живот попало пушечное ядро! — воскликнул он.

Дворецкий объявил, что прибыл мистер Стюарт Олдхорн.

— Это он? — с напряжением спросил Тедди.

Она вдруг расстроилась и смутилась.

— Он должен был прийти позже. Может, уйдешь, не станешь знакомиться с ним?

Но Стюарт Олдхорн, преисполненный уверенности от свежеобретенного чувства собственничества, вошел сразу вслед за дворецким.

Мужчины посмотрели друг на друга с забавным бессилием из-за полной невозможности себя проявить; ведь общение между мужчинами в такой ситуации невозможно, поскольку их отношения лишены прямоты и сводятся лишь к тому, насколько сильна была, или будет, власть каждого над столкнувшей их женщиной, и эмоции передаются сквозь ту, которую они делят, словно по испорченному телефонному проводу.

Стюарт Олдхорн сел рядом с Элен, не сводя учтивого взгляда с Тедди. Его физическое сложение было так же прекрасно, как и у нее. Он был одним из популярных атлетов в Йеле, служил в «мужественных всадниках»[32] на Кубе и считался одним из лучших молодых наездников на Лонг-Айленде. Но женщины любили его скорее не за его достижения, а за его по-настоящему прекрасные манеры.

— Вы так подолгу живете в Европе, что мы с вами почти не знакомы, — сказал он Тедди, но Тедди ничего не ответил, и Стюарт Олдхорн повернулся к Элен: — Я пришел пораньше; я не знал…

— Вы пришли как раз вовремя, — довольно резко сказал Тедди. — Я задержался, чтобы сыграть вам свое поздравление!