Как быстрая волна в безбрежности морей,
Как в сердце пламенном обманчивая радость,
Как первая любовь беспечных юных дней,
Моя умчится младость.
«Заметьте, что я уже умел довольно смело предстать пред многочисленное заседание гостиной, – вел свой рассказ дальше штабс-ротмистр С. – Когда я говорю «довольно смело» – это значит, что я уже ходил не на цыпочках, что я уже ступаю всею ногою и ноги мои не путались, хотя еще не было в них этой красивой свободы, с которою я теперь кладу их одна на другую, подгибаю, шаркаю и стучу… Я мог уже при многих перейти с одного конца комнаты на другой, отвечать вслух; но все мне было покойнее держаться около какого-нибудь угла; но все, желая пощеголять знанием светской вежливости, я к каждому слову прибавлял еще “…с”».
«Вдруг мое сердце забилось, лицо вспыхнуло и глаза остановились, прикованные к худощавому чувствительному человеку. Чуткий мой слух поймал его слова: “А я сегодня обработал славное дело: продал двух музыкантов по тысяче рублей за штуку”. Сосед заметил: “Тотчас видно не музыканты! Я ни за одного из своих и по две не возьму”».
«Вы понимаете, что я чувствовал, чего мне хотелось, но не то было время. Теперь я не посоветовал бы так распространяться, а тогда я мог только покраснеть, задрожать и с тоскою глубокого оскорбления взглянуть на другой конец стола, туда, на милую Александрину».
«Не знаю отчего, – сказала Александрина, – бабушке хочется непременно, чтоб я пела; не угодно ли вам посмотреть: что бы выбрать?»
«Ее слова, ее голос освежили мое воображение; я подошел к фортепиано. Пальцы мои коснулись клавишей, и душа моя перелетела в другой мир.
Знаете ли вы, что такое контральто, это соединение твердости и мягкости, силы и нежности. Знаете ли вы, что такое голубые глаза и шестнадцать лет… этот блистательный миг в женской жизни, этот лучший аккорд творца, обворожительный, полный, в котором слышно и небо и землю, которому нет подобного ни у Гайдна, ни у Моцарта?.. Чтобы околдовать душу, не надобно говорить, не надобно уметь говорить, надобно петь».Неправда! Ты не соловей!
Его мне песни назвучали
Про мимолетность наших дней,
Про землю, про ее печали!
Он все грустит, как будто знает,
Что должен стихнуть наконец,
Что песнь живет и умирает,
Как умирает сам певец!
Другие понял я мечты,
Другие понял наслажденья,
Как предо мной запела ты
О чудной тайне вдохновенья.
Твой голос мне давал уроки,
Высокой прелестью дыша,
Что есть на небесах намеки,
Что есть бессмертная душа!