Под небом Индии

Встать с постели означало бы взглянуть в лицо миру без Джейкоба, принять происшедшее, невыносимую правду: ее муж создавал семью, о которой она так мечтала, с другой женщиной. Прия не знала, хватит ли у нее на это сил.

Здесь же она могла просто закрыть глаза и притворяться, будто все хорошо, будто Джейкоб просто уехал по делам и скоро вернется. А что, если он и правда вернется, а ее не будет?

«Ты вызываешь жалость, – прошептал ей голос другой, пылкой и вздорной Прии, частичка которой еще оставалась в ее душе. – Где твой стержень? Ты – состоявшаяся личность, и тебе не нужен Джейкоб, чтобы это доказать».

– Твоя бабушка умирает, Прия, – сказал отец. – Поехали со мной. Ты знаешь, мне трудно общаться с ней, поэтому ты мне нужна. Прошу тебя!

Именно просьба отца все и решила. Он был рядом с Прией всегда, когда был ей нужен. А теперь она была нужна ему. Да ей и самой хотелось увидеть бабушку перед смертью.

Собрав волю в кулак, Прия побросала одежду в сумку и позвонила членам своей команды, чтобы сообщить им о том, что пробудет некоторое время в Индии по семейным обстоятельствам. Возможно, они все поняли – в конце концов, они были на вечеринке по случаю дня рождения Джейкоба, – однако Прия не обращала на это внимания.

Она уехала, не оглядываясь на дом, в котором когда-то надеялась жить вместе с Джейкобом и детьми. Пятнадцать лет семейной жизни закончились закрытой дверью и стуком ее каблуков по лестнице.

Глава 59

Мэри

Черное ничто. 1936 год

– Я… я могу здесь остаться?

Монахини всматривались в лицо Мэри, и в их обычно безмятежных глазах читалась тревога.

– Разумеется, дитя.

Она вновь была там, откуда начала, в своей комнате в здании школы. Однако у нее за плечами был рухнувший брак, а в животе рос ребенок. Ребенок, зачатый не от мужа.

Монахини относились к ней очень нежно, однако их лица не покидало беспокойство, и Мэри читала на них невысказанный вопрос.

От доброты монахинь ей было еще больнее.

Я этого не заслуживаю.

Мэри не могла злоупотреблять их гостеприимством. В этом безвыходном положении она оказалась именно потому, что солгала Чарльзу. Она не могла позволить себе поступить так же с монахинями, утратив еще и их доверие. Впрочем, сказав им правду, она все равно рисковала его утратить.

Мэри скользнула в маленькую часовню, где монахини молились. Скамьи были пусты, на нее с креста кротко смотрел Иисус.

– Помоги мне, Господи! – взмолилась Мэри, склонив голову и упав на колени на холодный цементный пол.

Однако Господь оставался безучастным. С чего Ему вообще ей помогать после всех тех ошибок, которые она совершила?

Да и молитвы ее были всего лишь словами. У нее не было такой глубокой веры, как у монахинь.

Была перемена, и Мэри как раз готовила план урока по «Книге джунглей», когда в дверь постучали.

Это была сестра Кэтрин.

– Вам письмо. Вот оно.

Мэри сразу же узнала почерк. Трясущимися пальцами она вскрыла конверт. Мэри ждала этого, и все же это письмо стало для нее потрясением.

Должно быть, она издала какой-то звук, потому что уже направлявшаяся к двери сестра Кэтрин обернулась. Лицо монахини было встревоженным. Письмо выпало из дрожащих рук Мэри на пол.

Поддерживая ее одной рукой, сестра Кэтрин подняла письмо другой.

– Письмо от вашего мужа?

– Да.

– Не хотелось бы показаться любопытной, но это не просто размолвка, не так ли?

Письмо было просто ужасным. Чарльз называл Мэри последними словами; она их заслуживала, но он ни за что не назвал бы ее так еще неделю назад. В конце письма была фраза: я требую развода.

– Мы не хотели спрашивать. Ваш брак – это ваше дело, но мы подумали…

– Да, это не просто размолвка.

– Пары редко живут отдельно так скоро после свадьбы, но мы надеялись, что все образуется. Мы молились за вас.

Никакими молитвами этого не изменить.

Мэри обвела взглядом ставший уже таким привычным класс, вдохнула запах меловой пыли и плеснево-желтый аромат истрепанных страниц. Работа здесь, во время которой она делилась с детьми своей любовью к книгам, помогла Мэри пройти через один из самых сложных периодов своей жизни. Позволят ли ей монахини остаться тут после того, как она во всем признается? Мэри в этом сомневалась.

– Дитя, есть ли хоть какая-то надежда на то, что вы с супругом помиритесь?

Ей хотелось отдаться на милость этой монахини. Хотелось выплакаться. Хотелось вернуться к своей семье – тетушке, дядюшке и кузинам. Но после всего, что она совершила, Мэри не могла к ним обратиться: они бы ее не приняли.

– Мэри? Дитя?

В голосе монахини зазвучала паника. Не выдержав горя, Мэри рухнула на пол, провалившись в черное ничто.

И вновь, придя в себя, она увидела ангелов.

Взволнованные лица, чепцы на головах.

– Мэри?

Она села. Выпила предложенной воды. У нее кружилась голова, однако Мэри знала, что монахини заслуживают ее откровенности.

– На корабле по дороге сюда я…

Как же это сказать? Как облечь в слова то, что она сделала? Закусив нижнюю губу, она ощутила горячий сладкий вкус крови.

– Я беременна.

Какое-то время монахини ничего не говорили.