Под небом пустыни

Поистине персидские пословицы и поговорки живучи и остры. Достаточно, чтобы человек оказался в необычном положении или состоянии, и он сразу ощутит до мозга костей всю тонкость их смысла. Таким местом, где мы раскусили и оценили смысл персидской пословицы «на душу как будто пролили бальзам», оказался предбанник женской бани. Шуршание тараканов в томной тиши создавало иллюзию самых откровенных бесед нагих теней. Нам слышался веселый задорный смех, перешептывание свежих уст, неторопливое скольжение мыльных мочалок, звон тазов. Казалось, что мы из укрытия наблюдаем редкое, преходящее явление природы. Стоило перевести дух, и завеса, скрывающая нас от взоров, упала бы и разразился бы скандал, а там — какой позор на наши головы!

Неестественная натянутость и скрытая сдержанность в движениях достигли наивысшей точки. Фотограф не выдержал, его стеснял узкий воротник рубашки. Засунув пальцы под воротник, он первым нарушил молчание;

— Так, значит, здесь раздеваются и в эту дверь входят в баню?

Агент решил, что фотограф спросил его:

— Здесь? Здесь предбанник. Тут раздеваются и по коридору идут в баню.

— Я так и говорю. Тут женщины снимают одежду, а потом проходят в баню!

— Именно так.

— Они снимают одежду и остаются в чем мать родила, так ведь?

— Да. Снимают всю одежду.

Фотограф деланно засмеялся, чтобы легче было жонглировать словами.

— Значит, когда женщины снимут с себя всю одежду, они остаются голыми?

— Не все ли равно. Если мужчины снимут с себя всю одежду, то они тоже окажутся голыми. Какая разница!

Такой ответ совсем не устраивал фотографа.

— Вы правы, — сказал он, — но ведь баня-то женская?

Старику с коптилкой в руке надоело нас ждать, он двинулся во второй коридор и распахнул ржавую влажную дверь. Перед нами предстала внутренность собственно бани: ниша в стене, посредине бассейн. Это была жалкая конура, наполненная паром, запахом горячей воды, грязи, депилятория[135]. Стало невозможно дышать. Но мы вынуждены были здесь задержаться, чтобы выслушать пояснения фотографа.

— Все понятно. Тут они залезают в бассейн, потом выходят. Там садятся и трут тело мочалкой, мылятся. Банщица смывает мыло, а потом они снова лезут в бассейн, ополаскиваются и чистехонькие…

— Ну ладно, пошли, — прервал историограф размечтавшегося фотографа. — Мы ведь одеты. Спечемся тут…

Мы вернулись в предбанник, а оттуда двинулись по кривому темному коридору обратно.

И вышли на свежий воздух. Только было вздохнули во всю грудь, как Абдоллах-хан с усмешкой сказал фотографу:

_ А вы, господин, позабыли сфотографировать баню, правда?

— Ну и что, Абдоллах-хан? — спокойно возразил фотограф.

— Так вот я о том, что вы, господин, кажется, хотели сфотографировать старинную баню?

— Ты что, не понял, о чем я думал в предбаннике? Сырость-то там какая? Я не стал открывать футляр фотоаппарата.

— Как же тогда можно заснять внутреннюю часть бани, господин?

— Ну знаешь, мне мой фотоаппарат дороже этой дурацкой бани.

Через ворота мы попали прямо на городской проспект. Агент круто свернул в сторону и повел нас мимо каких-то полей. Когда он заметил, что зеленые побеги посевов нам ничего не говорят и мы не отличаем их от посевов пшеницы, он между прочим сказал:

— Это посевы шафрана. Летом его стебли усыхают, их вручную жнут серпами на корм скоту. После жатвы поля кажутся мертвыми. Но в октябре ростки зацветают снова. Цветы растут у самой земли. Тут дорог каждый день. Их срывают и ссыпают в корзины. С каждым днем цветов становится все больше. Пока не пройдет пятнадцать дней. В это время надо успеть собрать весь урожай. С седьмого дня цветение идет на убыль!

Глава девятая

О том, как вода минует селение Беджестан. — Городом называется, а гостиницы нет. — Карта США в гараже «Пятерых». — «Употреблять терьяк запрещено всюду, кроме чайной». — Путаная дорога на Гонабад. — Смешное про запас, — Абдаллах-хан злится и падает с крыши машины. — Глинобитный Джонабез. — Богатырь Гударз — основатель Гонабада. — Схватка географа с хозяином кафе Аббасом. — Водку не пить опасно. — Те же и Парим Чину. — Русские казаки в Торбете-Хейдерийе. — Фотограф взбирается на могилу Котб од-Ди на Хейдера. — Конец пустыне. — Пустой желудок и светоч знания.