Под небом пустыни

— Я уже ел, благодарю вас. Приходите ко мне пить чай.

Фотограф уже предвкушал приятный отдых. Но историограф твердо и решительно сказал:

— Разрешите нам отказаться от вашего приглашения. Если вам не доставит труда, пожалуйста, покажите нам город и его достопримечательности.

— Ну, разумеется. Я подожду вас. Когда вам будет угодно, тогда и пойдем.

После обеда мы решили посмотреть одно из ста восьмидесяти семи водохранилищ, описанных автором «Географического словаря Ирана» со слов «компетентных местных жителей Фердоуса». Мы зашагали по улицам и переулкам города вслед за агентом «Иранской национальной нефтяной компании», который был нашим гидом и, кстати, принадлежал к разряду «компетентных» жителей Фердоуса.

— Господин агент, — спросил историограф, — сколько приблизительно водохранилищ в Фердоусе?

— У нас много водохранилищ.

— А сколько?

— Цифра велика.

— Например?

— Столько, что население не испытывает недостатка в воде.

— Около сотни будет?

— Их понастроили из страха перед засухой.

— Наверное, в таком городке около сотни водохранилищ, да?

— Надо было строить их много. Одно, два не спасли бы дела.

— Из сотни водохранилищ все общественные?

— Конечно. Ведь общественные водохранилища строят больших размеров, чем частные!

Какое же водохранилище мы идем смотреть? — спросил историограф, не пытаясь больше узнать от агента число городских водохранилищ.

— Хоуз Саиди.

Хоуз Саиди — водохранилище чудовищных, колоссальных размеров. Редкие солнечные лучи, падавшие через окна на темную поверхность водоема, будили в мрачной пучине тысячу злых духов и демонов, свивших себе гнезда на дне его мутных вод. Наверное, по ночам безмятежная тишь города Фердоуса раздирается их ужасающим визгом и воплями. Заглянуть внутрь этого водоема— дело храбрейших. Поскольку ни один из нас не был уверен в себе, мы не стали задерживаться здесь и предложили пойти посмотреть какие-нибудь другие, более интересные места.

— Взгляните, — сказал господин агент, — видите надпись наверху хоуза? Это надпись историческая.

Он был прав. Мы со страху не заметили высеченные на стене водоема письмена. Фотограф, взглянув на эту надпись, заявил, не думая о последствиях:

— Я не могу ее прочесть.

Вокруг собрался народ. Все смотрели на нас. Надо было любым способом прочесть ее. Историограф растерянно взглянул на географа. Оба молча вопрошали друг друга:

— Что же делать?.

Судьба пришла на помощь и указала спасительный путь. Историограф надел очки.

— Я лучше спущусь по ступенькам вниз и посчитаю, сколько их, — сказал он и скрылся во мраке колодца.

А географ тоже не растерялся. Он достал карандаш, бумагу и очень дружеским, полным внутреннего благородства голосом, обратился к толпе:

— Будьте любезны, кто-нибудь, кто умеет читать, пусть громко прочтет эту надпись, а я запишу!

Он опустил голову и приготовился записывать. Из толпы крестьян раздался звучный голос, который легко, свободно прочел надпись:

«По воле судьбы этот чистейший хоуз сооружен в месяце раджабе 890 года, во время шаха ислама солтана Бахадор-хана, и стараниями сеида ибн-Тахер ибн-Яхья пожалован вакфу мерой в пять фенджанов[133] из двух, кяризов города Туна. Да благословит аллах милосердие благотворительности».

* * *

Народ разошелся. Географ обтер вспотевшие ладони. Агент нефтяной компании двинулся дальше, а остальные следом за ним. Пройдя несколько шагов, агент обернулся и спросил историографа:

— Ну как? Видели наш громадный водоем? Сколько насчитали там ступеней?

— Видел, — ответил после секундной паузы историограф. — Там очень темно. Так что далеко вниз я не ходил.

Тут историограф переглянулся с географом, и в их взглядах промелькнула затаенная усмешка.

Карусель улочек, тупиков, переулков Туна очень утомила спутников. Шли молча.

Агент вынужден был нарушить становившееся тягостным молчанием и приступил к пояснениям:

— Население Фердоуса занимается сельским хозяйством. Но воды не хватает. Канаты большей частью вышли из строя. Кроме пшеницы здесь выращивают тмин и шафран. Неплохи и здешние фрукты. Сравнительно много винограда, инжира и граната. Кое-кто держит коров и овец. Мужчины работают на полях, а женщины ткут ковры.

— Неплохо бы, господин агент, посмотреть, как здесь ткут ковры?

— Что же, недалеко есть такая мастерская, можно туда зайти.

И вот мы входим во двор. Он напоминает развалины и пепелища, оставшиеся после монгольского нашествия. В айванах по краям двора сидят женщины, закутанные в чадры, и ткут ковры. Но они ткут их как-то по-особенному. Станок ковра лежит на земле, и ковровщицы работают согнувшись в три погибели. У них перед глазами нет рисунка — модели ковра. Они ткут на память.

— Господин агент, почему здесь так ткут ковры, станок ведь должен стоять на земле, а не лежать?

— Совсем не обязательно. У нас ткут ковры именно гак, как изволите видеть. Станок у них всегда лежит на земле.

— Почему же у них нет образца, модели, по которой делают рисунок ковра?

— В тех случаях когда узор ковра очень сложный, в некоторых ткацких мастерских Туна вешают коврик-модель позади работниц. Женщины по временам оглядываются и следят за рисунком узора.