Под ногами троллей

— С вами мне хорошо, тепло, — наконец, сказала она. Будто тёплым ветерком обдувает. Только знаешь, не моё это, словно заёмное — всё время в дар, в долг я живу…

— Ты это, ерунды-то не говори, — буркнул Пьерш.

— Да нет, — отозвалась Аррен. — Поверь мне, так оно и есть.

А юноша вдруг потянулся и коснулся её щеки, ни с того, ни с сего.

— Знаешь что, Ар, — неожиданно сказал Пьерш. — По-моему, ты навыдумывала себе, а на деле-то ничего такого и нет. Ежели и есть твоя вина в смерти Къера, то небольшая; а что дурные языки говорят — ну… за то они ответят в Царстве Льва.

Аррен вдруг стало спокойно-спокойно, и обжигающе больно: она повернулась и зарыдала, уткнувшись лицом в подушку.

— Ну, ты того, — покаянно сказал Пьерш, — не реви в подушку, перо промокнет. Я пойду.

На миг он задержался, помялся у кровати, будто хотел её погладить, да так и не решился; наконец, вдохнул и отворил дверь. Скрипнули петли, застонали ступеньки. А затем дверь захлопнулась и оставила Аррен один на один с ночью. На какое-то мгновение на неё вновь навалился ужас содеянного; а затем вдруг с востока, со стороны моря, подул ветер — и на неё снизошло спокойствие.

— Это никогда не исцелится, — прошептала она.

Но эта мысль почему-то её не испугала: пока здесь, внутри, жгло, пока дёргало и мучило, словно огромная заноза, пока здесь, чуть повыше живота, тянуло и болело — она не забудет Къера. Но миг он даже будто привиделся ей — со своей всегдашней грустной, кривоватой и понимающей улыбкой. Это был не сон и не явь — может, воспоминание?

Она плакала и плакала; ну и пусть перо промокает, пусть! Слёзы жгли, но будто бы исцеляли; какой-то необыкновенно мягкий, похожий на перину покой окутал её, и она уснула.

Глава 5. Город Демонов

А утро было великолепно!

Небо было таким ясным, что казалось глазурованным; ни единого пёрышка облаков не было на нём. На блистательной глади бухты можно было рассмотреть белые платки парусов; желтоватые, обрывистые горы словно втиснулись в небо, опасаясь, как бы кто-то не занял их место.

Аррен проснулась. И долгое время пребывала в том удивительном, волшебном состоянии между мечтой и явью, когда не знаешь — ты уже проснулся или тебе всё это чудится? Наконец, стук и голоса внизу убедили её в том, что она уже не в мире грёз. Она с наслаждением потянулась. Ветерок залетал из приоткрытых ставен; узорные, солнечные пятна лежали на покрывале. Вставать не хотелось просто ужасно.

Она спустила босые ноги вниз, какое-то время поболтала ими над пушистым ковром и, наконец, встала на него. Ворс щекотал пятки. Аррен переоделась; сменила пижаму на обычное платье. Сейчас, в свете солнца, неторопливо, с расстановкой, выплывающего из-за Края Мира, всё произошедшее вчера казалось сном.

Добрым или дурным — кто знает?

Ей на миг показалось, что она спустится вниз — и вдруг окажется, что всё ей приснилось: Фейна, вдыхающая пламя, Рамда, превращённый в мышь, визит блистательного эмира… И вправду, разве могло такое быть на самом деле? Это всё чепуха, ерунда, ей просто приснилась восточная сказка.

Увы, обеспокоенные лица матросов внизу убедили её, что всё было взаправду…

— А, это ты, воробушек, — прогудел Фош. — Садись, поешь.

Позавтракали чечевичным супом, лепёшками с мёдом и финиками.

Восточная еда казалась Аррен с непривычки чересчур перчёной, сладкой и жирной одновременно.

Пьерш толковал ей с видом ценителя:

— Без жира и сладостей в сильную жару или сильный холод с ног свалишься; вон на Северных островах вообще сало с хлебом едят, дикость-то какая! А перец, гвоздика, кардамон — нужно, чтобы всякую гадость из живота вывести. У нас то её почти не водится, а вот тут, на юге — навалом. Будешь потом, как беременная, с животом ходить.

— Почему как беременная? — изумилась Аррен.

— Потому что, — наставительно пояснил Пьерш, — гадость змееподобная внутри заведётся и тебя разопрёт.

Аррен замутило.

Она подвинула к себе чашку горячего, противного чая со специями и залпом выпила.

Потом поднялась наверх — проведать Фейну.

Ведьма спала; её губы покрылись корочками, а дыхание было частым; девушка разметалась по покрывалу. У её постели всё также сидел Келлар; он задумчиво играл её густыми, рассыпчатыми чёрными волосами — поверх одеяла они походили на свернувшихся в кольца змей. Аррен тихонько прикрыла дверь.

* * *

Эмир Джаншах расхаживал по покоям. Его губы растягивала усмешка, а порой с них срывалось рычание. Если бы эмира кто-то увидел со стороны, то счёл бы бесноватым. Обутый в грязные сапоги, он делал три стремительных шага вперёд — по роскошному, белому ковру — и три назад; а затем вдруг остановился посреди комнаты — и захохотал.

К слову сказать, покои его были обставлены с приторной роскошью; тончайшая роспись стен — небрежно скрыта шкурами тигров; масляные светильники на стенах давали тусклый свет: окон в комнате не было. В кадильнице курились благовония; зелёный дым стекал вниз, пухлым облаком расплываясь у ног.