— Город живёт торговлей, — ответил ей моряк. — Впрочем, и впрямь, расположение у него необычное. Отсюда, — он взмахнул рукой, — и вплоть до Солёных Гор, лежит пустыня. В ней есть места, где вода проступает из песка — оазисы. Ты только представь себе: посреди барханов — озерцо и рощица пальм!
Пьерш смахнул пот со лба: хотя солнце село, дневная жара до конца ещё не спала — накопленный жар отдавали скалы, камни, мёртвые пески.
— Ну вот, — продолжил он. — Через них идут караванные пути. В оазисах стоят форты; их держат в руках местные князьки, которые платят дань шаху, «царю городов» — дяде нашего приятеля Джаншаха. А там, за пустыней, и лежат плодородные земли. Крестьяне и рабы распахивают землю и собирают урожай; а потом волы, ослы, мулы, лошади и верблюды несут зерно, фрукты, изюм, вяленое мясо и мёд в Тартааш.
Аррен представила эту огромную страну и у неё закружилась голова.
Пьерш усмехнулся.
— Да ладно, тебе, Ари! Королевство намного больше…
Он вернул на место платок, что защищал его рот от пыли (перед разговором пришлось его опустить). Теперь его речь звучала слегка невнятно.
— К тому же, понимаешь, тут не всегда так мрачно. Весной тут проливаются такие дожди! Кажется, сам Тартааш смоет, унесёт в море. Вода собирается в горах, и из ущелий вырываются настоящие реки! А потом русла пересыхают. К счастью, нам не придётся их пересекать — лошади все ноги переломали бы.
Они снова замолчали.
Тем временем взошла луна. Она посеребрила барханы и подарила каждому из странников тень — причудливую, зловещую. Спутники Аррен выглядели не лучше — Царица Ночи заострила их лица, придала щекам саванную бледность. Они казались мертвецами из могил. Тишина стояла какая-то особая, словно обморочная; она пригибала к земле. От гор тоже протянулись тени — такие густые, что в них, казалось, можно утонуть; добравшись до них, они погрузились в подлинную ночь. Оставленный Тартааш сиял далеко позади, облитый молочным лунным заревом; а они, словно цепочка призраков, уходили всё далее и далее к владениям усопших.
Голоса снова проснулись в Аррен; они сулили и обещали.
Но она лишь крепко сжимала стремя — и ничего не отвечала.
Жара окончательно ушла, и начал подкрадываться холод — леденящий, декабрьский холод южных пустынь. В какой-то момент Арен поняла, что, вместо того, чтобы смахивать пот со лба, она зубом на зуб не попадает.
Они добрались до Яджуидара глубокой ночью. Город стоял напротив ущелья; вновь появилась над краешком скал луна. В её колдовском свете город заливала болезненная бледность, как у свежеупокоенного мертвеца.
Заночевать решили за высоким, поросшим кустарником барханом; бок холма скрывал город мёртвых, и от этого возникала иллюзия умиротворения. Коней распрягли; поклажу сложили на песок. Выставили часовых; из наломанного сушняка запалили костёр. Небо над пустыней было красивым — звёзды высыпали на чёрный небосвод, как затейливые светлячки; а если пристально смотреть на звезду, то можно было увидеть, как она подмигивает — то ли самой Аррен, то ли своим соседкам по хрустальным воздушным чертогам…
Огонь жадно вгрызался в скудное угощение — внутри багровый, и оранжевый на кончиках облизывающихся языков. Он деловито раскусывал хворост, сыто урчал от удовольствия, громко трещал и ругался, если попадалась непокорная ветка…
— На, держи…
Пьерш протянул ей флягу с терпким вином.
В Келардене пробовать крепкие напитки такой малышне, как она, не одобрялось, но сейчас, после леденящего холода ночи…
Аррен разбудили шум, крики, шаги.
— Клянусь Баалом, — бесновался Джаншах, — как можно спать и не заметить, что ваших товарищей утащили в преисподнюю?
Южане стояли над чем-то, плотно, кругом. Лица у них были бледные.
Утро было прохладным, и Аррен ужасно не хотелось выползать из-под стёганного одеяла, но любопытство пересилило. Кутаясь в походный плащ, она подошла к другим — тартаашцы были народом угрюмым и неприятным, но рядом с Фошвардом, Харатом и Келларом она ничего не боялась — и в ужасе отпрянула: на песке лежал труп.
Приглядевшись, она узнала одного из тех, кто сторожил этой ночью. Его горло было перерезано от уха до уха, и кровь давно впиталась в песок. А на лице застыло такое выражение, словно он увидел нечто такое, что испугало его куда больше смерти…
«Я тоже так могу, — шепнуло что-то внутри неё. — Мы можем».
«Молчи, — в отчаянии попросила она. — Замолчи!»
Джаншах пнул мертвеца ногой.
— Эта падаль валяется здесь, а где Ферлах?
— Его утащили пустынные демоны, — буркнул один из солдат. — Все знают, что у них здесь города. Прямо под холмами, и они бьют в свои барабаны, и по ночам охотятся на живых. Мужчин убивают, а девушек уволакивают к себе.
— Ты хочешь сказать, что Ферлах был девушкой? — фыркнул Джаншах. — Это мог сделать какой-то дикий зверь.
Солдат покачал головой и отвернулся; Аррен замутило. А ещё ей показалось, что ни один зверь на такое неспособен — уж очень аккуратно был сделан надрез — словно инструментом для бритья… или очень острым когтем.