Под одной крышей

— Ой, не будьте таким педантом! Мне не нужна та комната, вам тоже. — Она небрежно бросила пляжную сумку, раскидала всюду одежду, белье и с тенью упрека и вместе с тем с сочувствием в голосе сказала: — Она работает как лошадь и может позволить себе такую роскошь. А кроме того, я не хочу портить отношения с ними и тем более ссориться. Терпеть не могу надутых физиономий.

На следующий день барон Эгон Вайтаи переговорил со своим адвокатом, затем нанял двух человек, которые под его личным наблюдением сдвинули и сложили мебель в пострадавшей комнате, а на освободившееся место поставили вещи, вынесенные из лакейской. Барон запер на ключ разрушенную комнату, признав на этом и со своей стороны инцидент исчерпанным. Ему было неприятно, что Амелия упрекнула его в педантичности, когда по отношению к нему, а следовательно, и к ней, Амелии, была допущена столь вопиющая несправедливость, но Амелия упряма, некоторых вещей упорно не хочет понять и, несмотря на случившееся, продолжает разговаривать с обитателями лакейской.

В половине шестого утра Винце отправился на Чепель. К тому времени Мари навела в комнате полный порядок и тоже отправилась в путь с плетеной сумкой. Уже к вечеру все с той же пляжной сумкой, в летнем платье в горошек, веселая и жизнерадостная, Малика заявилась к Пинтерам. Дверь ей открыл Пинтер-старший. Увидев баронессу, он вздрогнул. Наверно, опять это неприятное дело с комнатой! Придется выслушивать упреки баронессы Вайтаи, и в конечном счете его вынудят выселить супругов Палфи, но тогда Ковачи сживут его со свету… Еще больше ссутулившись и заикаясь, он пригласил баронессу войти в квартиру.

— Здравствуйте! — радостно поздоровалась Малика. — Тысячу лет не видела вас. Не могу не отметить, что вы располнели за это время, и вам очень идет полнота.

— Да?

— Маришка здесь? — спросила Малика и, не дожидаясь ответа, открыла дверь в мастерскую. — Здравствуйте, я на минутку. Просто чудо, какая была вода в Императорских банях, завтра опять пойду, а что мне мешает, не так ли? Что вы шьете? — Она пощупала пальцами яркий материал.

— Купальный костюм, — ответила Юци Пинтер. Она с явным удовольствием слушала болтовню Малики, любовалась ее красотой, цветущим видом, и даже мяукающий голос баронессы нравился ей сегодня.

— Мне тоже нужен такой костюм, надоело ходить в старье, но на этот год уже не стоит. — Она обратилась к Мари. — Я знала, что найду вас здесь, понятия не имею, как вы только не надорветесь — с шести утра до позднего вечера трудитесь. Еще раз говорю вам, бросьте свою фабрику, но вы, конечно, не послушаетесь меня. Между прочим, я заглянула в вашу комнату, очень мило устроились. Представляю, как вы обрадовались мужу! Вы видели его, сударыня?

— Видела, — ответила Юци. — Правда, Маришка прячет его, ни разу не привела к нам…

— А когда бы я могла его привести? Позавчера вернулся, а потом весь день устраивались…

— Такой симпатичный мужчина, не зря вы его так оберегаете, — игриво сказала Малика. — Радуйтесь, что русские женщины не отбили его у вас, в прошлой войне нередко случалось, когда пленные оставались там, женились на русских женщинах, а теперь их сыновья участвуют здесь в боях. Венгр против венгра.

— Трудящиеся за трудящихся — так будет вернее, Малика, — поправила ее Мари и вдруг покраснела.

— Чего вы только не придумаете, Маришка! — засмеялась баронесса. — Ну, мне пора, до свидания.

Дверь за Маликой захлопнулась, но она долго еще болтала с уполномоченным по дому, проводившим ее в прихожую; самовольного захвата лакейской не касалась: по мнению Малики, она не стоила того, чтобы из-за не копья ломать, кроме того, где-то в глубине души она сознавала, что притязания на нее супругов Палфи не так уж несправедливы. Она жаловалась Пинтеру-старшему на своего мужа, на его несносное поведение, которое заставило ее разочароваться в нем.

— Я не знаю, на что он рассчитывает, — сетовала Малика. — Надеется своим пассивным упрямством изменить положение в мире. Разумеется, я не поддаюсь любому поветрию. Вот сейчас, например, все твердят о социалистическом пути развития, что капиталистам крышка. Я знаю, что на Западе придерживаются иного мнения, но, поскольку мы здесь, надо стараться как-то устроить свою жизнь, не так ли?

— Разумеется, — согласился Пинтер-старший. — Но не извольте думать, что иного мнения придерживаются только на Западе. Нас и здесь немало, можно сказать большинство…

— Конечно, вам, как торговцу, тоже несладко…

— Видите ли, торговцы тоже люди с умом, вы уж не извольте пренебрегать ими, я, к примеру, вынашиваю весьма грандиозные планы, и, если бы меня не постигла та… мягко выражаясь, неудача с магазином, сегодня я был бы уже не тем, кто есть. — И широким жестом он показал на убогость обстановки и самой квартиры, на весь ненавистный ему пролетарский образ жизни.

Но баронесса не дала ему возможности изложить свои грандиозные планы.