Под одной крышей (СИ)

У Джона практически не было недостатков, поэтому он вполне мог позволить себе маленькую неблаговидную месть. Конечно, в том случае, если инициатором ссоры был Шерлок. Или её виновником. А поскольку характер у Шерлока был отвратительным, он, как правило, ссору и затевал.

В такие минуты Шерлок смотрел на Джона холодно и насмешливо: да? ты уверен? И наполнялся убийственным хладнокровием. Он замолкал, и мог промолчать весь вечер (а ссоры, как правило, происходили именно вечером, когда дневная усталость требовала эмоционального выхода), или убегал из дому, перед этим очень долго возясь со своим шарфом…

Ну и, конечно же, всё у них было. А как иначе, если только что вышедший из душа и окутанный свежестью Шерлок оказывался под одеялом, демонстративно повернувшись к Джону спиной и делая вид, что заснул, едва его мокрая голова коснулась подушки.

В такие ночи минет был особенно сладок, а сам Шерлок — особенно жарок.

Одним словом, ссориться было приятно.

Они никогда не говорили о чувствах, не признавались друг другу в любви. В этом не было острой необходимости, и кроме того от них исходили волны такого неодолимого притяжения, что даже окружающим спасения не было. Все невольно начинали нервничать, почесываться и покашливать, озираясь по сторонам в поисках чего-то жизненно важного, необходимого прямо сейчас. И натыкались взглядами на Шерлока, стоящего рядом с Джоном. Или на Джона, стоящего рядом с Шерлоком. Только и всего.

А уж после ссор излучение просто зашкаливало, как, собственно, и во время них.

Инспектор Лестрейд такие излучающие дни ненавидел, потому что собственная жизнь начинала ему казаться куском собачьего дерьма.

Они всё время куда-то спешили, и от этого Джон иногда уставал очень сильно. Шерлок не уставал никогда. Полночи мог провозиться на кухне, чего-то смешивая, переливая из колбы в колбу, потом еще полночи строчил что-то научно-непостижимое в компьютере, потом приходил в спальню, влажный и распаренный после душа и, забравшись к Джону в нагретую спящим телом постель, принимался обнимать-целовать, прижиматься и тихо постанывать. И что бы в этот момент ни снилось Джону, какие бы сказочно-фантастические или сугубо деловые картины не проплывали в его окутанном сном сознании, где бы Джон ни находился в этот сладостный миг, там сразу же появлялся непременно голый Шерлок, маня бирюзовым взглядом. И вскоре сказка становилась былью. Глаза Джона были ещё закрыты, а руки уже тянулись и жадно хватали любимое тело. Соскучился. Нет сил терпеть.

Страсть, хоть её ни на каплю не поубавилось, уже не играла в их отношениях главную роль. Она безропотно сложила полномочия Примы в пользу Любви.

Ну, а где любовь, там и счастье, даже если его не всегда замечаешь, даже если оно весьма успешно маскируется под рутину. Они очень привыкли друг к другу, и во всем мироздании не нашлось бы ни одного смельчака назвать эту привычку дурной.

***

Миссис Хадсон поднесла ко рту теплую булочку и застыла.

Тяжело вздохнув, она положила булочку обратно на блюдо и, подперев щеку кулачком, обреченно закатила глаза.

— Ну, вот… Опять! Когда-нибудь два этих ненормальных обрушат на меня потолок. Сколько может продолжаться это безумие? Пора, наконец, немного остыть. И угомониться. А вопят-то как, господи! А грохот-то какой! Ну, почему, почему я не поселила их на первом этаже?! Вот старая лиса Тернер…

Но она тут же вспомнила, что у старой лисы Тернер нет больного бедра, которое, к слову сказать, с некоторых пор болит значительно меньше, но, тем не менее, оно есть, и о каком втором этаже может идти речь? (О том, что она бегала на этот второй этаж чаще, чем того требовали приличия и такт, потому что там ей было до ужаса интересно, она, конечно же, предпочитала не вспоминать).

Ваниль с корицей манили. Булочки так и просились в рот.

Миссис Хадсон снова взглянула на потолок и махнула рукой.

— Ерунда! Дом старый, крепкий — всё выдержит.

Она откусила булочку и зажмурилась от наслаждения. Ароматный чай дополнил картину тихого женского счастья.

А поселившееся на втором этаже счастье мужское не было тихим. Оно было громоподобным. И это при том, что время от времени Джон зажимал ладонью чей-то вскрикивающий и стонущий рот. Но прикосновение к этому стонущему и вскрикивающему рту, к его теплу и возбуждающей влаге через пять минут делало громоподобным самого Джона.

Круг замыкался.

И так бесконечно.

конец)

Безумный мир! Пора нешуточных страстей.

Душевный нерв вибрирует упруго…

Любовь — разнообразие эмоций всех мастей.

Я за мужчин, которые хотят друг друга.

(наша любимая Трость)

Комментарий к Часть 11 Счастье

http://www.youtube.com/watch?v=l6ziBaGmems