Под открытым небом. Собрание сочинений в 4-х томах. Том 2

Чтобы не путать схожие, как близнецы, системы аппаратов, Ковальский организовал бригаду маляров и они нанесли красные разграничительные линии шириной в десять сантиметров на всех шести этажах цеха. На каждом аппарате дополнительно поставили крупно его номер и номер системы. Казалось бы, просто, но слесари оценили это по достоинству.

Попадал со своим рвением Ковальский в разные ситуации.

…Пускали одно из основных отделений цеха. Предстояло принять с соседней теплоэлектростанции пар с давлением

100 атмосфер и температурой около 500–550 °C. Чтобы достичь таких параметров в цехе, необходимо заранее часа четыре прогревать трубопровод, сбрасывая пар либо в закрытую систему, либо в атмосферу.

Рёв при этом неимоверный. Персонал в наушниках. Не работать же так и заводоуправлению? Поэтому к 8.00 сброс необходимо закрыть.

Работники ТЭЦ затянули с началом подачи пара и к восьми часам режимных параметров в цехе не достигли. Поскольку существовала угроза конденсации пара, гидроударов и разрыва трубопроводов, сброс его в атмосферу продолжался.

Ковальский находился в аппаратной, когда позвонил старший диспетчер завода. Было уже девять часов.

– Директор требует прекратить, оглушили всех.

– Как – прекратить? – переспросил Александр.

– Так… – неуверенно ответил диспетчер.

– Мы ж взорвёмся! Пусть директор читает инструкцию, ты сам-то думаешь, что говоришь?

На другом конце провода наступила подозрительная гробовая тишина. Потом положили трубку. А через несколько минут Ковальского вновь потребовали к диспетчерскому телефону.

Александр подошёл и услышал приглушённый голос заместителя главного инженера по производству интеллигентного Кострова:

– Ковальский, ты понимаешь, что говоришь? У диспетчера была включена громкая связь. Директор всё слышал.

– Значит уяснил, что не шуметь нельзя? – Ковальскому некуда отступать.

– Понял-понял! Не нарывайся! Скажи, когда прекратишь? Он велел доложить, злой…

– Часа через два.

– Смотри! Не подведи!

– Чиновники хреновы, – уже положив трубку, сорвался Ковальский.

И опять влип. Не заметил, пока разговаривал, как подошла сзади и притихла с каким-то вопросом цеховая табельщица красавица Леночка. Хоть и шумно, но голос Ковальского прозвучал внятно. И она, резко отпрянув, повернулась лицом к окошку.

Ковальский видел, что Леночка улыбалась…

* * *

Проходя мимо красного уголка на обед, Александр услышал стук теннисного мяча. «Откуда у нас теннисный стол?» – удивился он и, заглянув, враз оказался в центре внимания. Три студентки, расположившиеся за столом, покрытым красным сукном, перестали шелестеть бумажками и уставились на него. Игравшие остановились. Мешали и открытая дверь, и он, возникший в торце стола.

Ковальский прикрыл дверь и прошёл к стене, чтобы не мешать.

Игра возобновилась, но вскоре шустрая девица с задорной тёмной челкой, отфыркиваясь, взмолилась:

– Фу… ты меня загоняла… Девочки, кто вместо меня?

Сидевшие за столом переглянулись и не ответили.

– Вот! – Девица протянула ракетку Ковальскому. – Будете? Чего так-то просто стоять? Да ещё молчать.

Александр посмотрел на часы. Оставалось тридцать минут перерыва. Он решил на обед не ходить.

– Она вас быстро под орех, – упредила та, которая с челкой. – Руфина, покажи класс!

Александр неуверенно потянулся к ракетке. «Руфина – имя какое необычное…» Тем, что за столом, он помогал собирать для дипломной работы материал. Руководил проектом у них Новиков. Эту, с челкой, и Руфину видел впервые. Очевидно, из соседнего цеха.

Руфина играла со стороны окна. Ладная и крепкая фигура в гипюровой кофточке и юбке чуть ниже колен четко вырисовывалась на фоне залитых солнечным светом окон.

Слегка, как ему показалось, полноватая, несколько отяжелявшая фигуру грудь притягивала взгляд. Не давала сосредоточиться.

Ясное лицо её, с лёгким светом изнутри и едва намеченными ямочками на щеках, чуть розовело.

«Белоликая! – удивился про себя Ковальский. – Не бледнолицая, а – белоликая! Графиничка с ракеткой! Может быть такое? И вообще, мог ли представить, что увижу у себя в цехе такую царственную волоокую женщину? Наваждение какое-то!»

Солнечные лучи просвечивали лёгкие завитушки у мочек её ушей. Они золотились от этого.

Несколько раз их взгляды встречались и тогда она быстро отводила свой. Будто боялась, что он успеет за короткие мгновения понять что-то такое, чего она не желает…

…Александр проиграл. И внезапно для себя пояснил:

– Больше года не брал в руки ракетки…

Она засмеялась неожиданно весело и открыто. Почти по-детски:

– Я тоже давно не играла… только вот… два дня здесь…

И быстро, не дав ему опомниться, приоткрыв дверь, выскользнула из красного уголка.

«Как будто торопится от меня избавиться». Быстро вышел. В коридоре её уже не было.

«Очевидно, спустилась на первый этаж», – подумал Александр и безотчётно направился вниз.

…Они чуть не столкнулись у бытовой комнаты. Воронёные брови Руфины взметнулись около его лица.

– Боялся, что исчезнете, – вырвалось у Ковальского.

– У меня же там одежда, – сказала она грудным голосом и отступила на шаг назад.