Под покровом небес

Уходить с улицы не хотелось, но перемена коротка — надо было успеть пообедать, — и мы пошли в столовую.

При входе чуть не сбил с ног вылетевший из столовой поэт Владимир Максимцов. Он дожевывал на ходу:

— Я быстро! — И растворился за открытыми воротами литинститута.

— Куда это он? — спросил Миша.

— Не знаю, — задумчиво произнес я.

…Я доел макароны по-флотски, стал пить чай.

— Миша, я после следующей пары уйду — надо съездить по делам в Арбитражный суд и Мосводоканал. Если вдруг Максимцов появиться, скажи ему, чтоб ехал в Храм без меня.

— Мне тоже надо съездить в Союз писателей, в иностранную комиссия, к Бавыкину Олегу… А почему ты думаешь, что Володя не появится?

— Не знаю, — неопределенно пожал плечами я. — А зачем тебе к Олегу Митрофановичу?

— Да книгу свою «Несусветное в поганочках» отдать… Я нашел все-таки пять экземпляров, — ответил Миша.

— Да, — задумчиво произнес я. — Ты, Миша, — художник, как и Личутин. Я недавно прочел его роман «Любостай». Язык просто чудо: кружева-узоры. И название запоминается, — улыбнулся я.

— А ты? — Миша даже немного покраснел от сравнения с большим писателем.

— А я — прозаик, — опять улыбнулся я. — Будущий. И мне ближе наши сибирские писатели — Астафьев, Распутин… Ну и, конечно, рассказы нашего Евгения Евгеньевича: лаконичные, психологически точные, с гениальными художественными деталями. Только немного грустные. Ты читал Чернова?

— Угу, — Миша допивал чай.

— Что угу? Сходи в библиотеку, возьми подшивку журнала «Юность», еще раз перечитай, — смеясь, сказал я. — А вообще, Миша, это счастье, что мы оказались здесь, на ВЛК, и выбрал нас в свой семинар Чернов, а не Пушкин Александр Сергеевич…

Арбитражный суд города Москвы находился на улице Новая Басманная, дом Доехав до станции метро «Красные ворота», я с трудом открыл тяжелые двери и вышел на улицу Каланчевскую. И хотя корень названия улицы происходил от слова «каланча», а моя фамилия — от другого имени существительного, сердце все равно легонько радостно екнуло от родного созвучия. На улице меня встретило солнце и почти летнее тепло. И чистый, прозрачный воздух. И настроение у меня было хорошим и спокойным: в суде я должен был отдать краткий отзыв на исковое заявление Департамента по охране памятников архитектуры к Правлению Союза писателей. И только. А сам арбитражный процесс с интеллектуальным, эмоциональным напряжением будет позже.

Быстрым, но размеренным шагом я дошел до здания суда, заказал пропуск, в канцелярии вручил экземпляр отзыва, на втором экземпляре получил штамп с отметкой и датой получения отзыва, и, уже совсем расслабившись, направился назад, к метро. Я решил пройтись по Лермонтовскому скверу. Это место казалось совсем пустынным, безлюдным, хотя в каких-то десятках метров — по другой стороне Красноворотского проезда и по Каланчевской шли, обгоняя друг друга, суетясь, куда-то спеша, сотни и сотни людей. А здесь никого! Я даже, радуясь одинокости, прикрыл на мгновение глаза, подставляя лицо солнечным лучам. Солнце двумя красными полосками пробивалось сквозь веки. Сделал несколько шагов, открыл глаза и мотнул головой, прогоняя мираж, — мне навстречу шел сам Валентин Григорьевич Распутин. Он не спешил и, видимо, так же, как и я, наслаждался и одиночеством, и прекрасной погодой. В какой-то момент у меня мелькнула мысль: не мешать, перейти на другую сторону проезда, утонуть в людском потоке, но неторопливые шаги навстречу друг к другу сделали свое дело, и в следующее мгновение я произнес:

— Здравствуйте, Валентин Григорьевич.

Распутин остановился, доброжелательно посмотрел на меня, протянул для рукопожатия руку.

«Наверное, он все-таки видел меня в Правлении Союза писателей», — подумал я.

Я пожал руку знаменитого русского писателя: «Москва удивительный город!» — пронеслось в голове.

— В Арбитражном суде был. Отзыв на исковое заявление Департамента по охране памятников архитектуры отдавал, — сказал я.

Распутин одобрительно кивнул головой. И я понял, что он в курсе писательских дел. И стал достаточно подробно рассказывать о сути претензий Департамента по охране памятников архитектуры и последствиях, которые могут наступить, если чиновники выиграют арбитражный суд. Распутин молча слушал. Потом, как мне показалось, тщательно подбирая слова, спросил:

— Отстоим писательский дом? — Распутин без давления, но внимательно смотрел на меня.

— Постараемся. В этот раз уж на девяносто процентов — есть у меня одна юридическая задумка.

Распутин облегченно-сдержанно улыбнулся.

— Ну и погодка сегодня! Как в начале вашего рассказа «Что передать вороне?» Правда, сейчас весна, но солнце, воздух и тишина здесь, на аллее… Ну и реки нет. — Я внутренне себя осадил: «Чего разболтался?!»

— Вы на Байкале бывали? — из вежливости спросил Распутин.