Под покровом небес

— Богоявленский собор и Елоховская церковь — это одно и то же. Правильное название — Богоявленский Кафедральный собор в Елохове. Кстати, в нем крестили вашего коллегу — Александра Сергеевича Пушкина. — Девушка опять засмеялась. — А еще этот Храм никогда не закрывался. Аж с семнадцатого века. Правда, перестраивался: сначала была деревянная церковь в деревне Елох, потом построили каменную, в которой крестили Пушкина, а в таком виде собор предстал уже в середине девятнадцатого века, — как на экскурсии рассказывала сотрудница конторы. — А вы, наверное, приезжий?

— Да, из Сибири. Учусь в литературном институте.

— Понятно… Вот и ваш договор.

Дело было сделано, и я теперь никуда не спешил: медленным шагом дошел до собора, вглядываясь в его детали и не переставая удивляться — точно как во сне! Перешел улицу и, как зачарованный, двинулся во двор собора. Охрана — откуда она взялась, я не понял, меня не остановила. Я направился к главному входу собора, но меня, почти бесшумно шелестя широкими шинами, обогнал черный лимузин представительского класса, с зеленым флажком на правом крыле. Флажок был украшен патриаршим вензелем.

Лимузин затормозил у парадного крыльца, дверцу открыл молодой священник, появившийся из храма, и из автомобиля вышел сам патриарх Алексий Второй.

Я сразу его узнал — видел по телевизору, но уже не удивился, а последовал вслед за ним в собор. Через притвор под высоченной колокольней, мимо входа в широкую трапезную с низким потолком я прошел в сам собор, где свод распахивался, как небо высоко над головой, и где через огромные арочные окна купола предвечерний свет падал внутрь собора и был еще достаточно ярок, освещая образы русских святых: княгини Ольги, князя Владимира, Александра Невского, Сергия Радонежского, Даниила Московского и Василия Блаженного, и образ Троицы Новозаветной. Большие четырехгранные столпы держали небесные своды собора, а высокий пятиярусный иконостас из дерева и позолоты грациозно возвышался над прихожанами.

Из-за раннего вечернего часа прихожан было немного, и я смог достаточно близко приблизиться к патриарху и с легким изумлением рассматривал происходящее. Патриарх был облачен в скромные неброские по церковным меркам одежды и читал с легкой грустью в голосе, но достаточно громко, Двенадцать евангелий:

— Глагола Иисусъ: нынъ прославися Сын человеческий, и Богъ прославися о немъ.

— Иисус сказал: ныне прославился Сын человеческий, и Бог прославился в нем.

— Аще Богъ прославися о немъ, и Богъ прославить его въ себъ, и авие прославить его.

— Если Бог прославился в нем, то и Бог прославит Его в Себе, и вскоре прославит Его.

— Чадца, еще съ вами мало есмь: взыщите мене, и якоже ръхъ Иудеомъ, яко аможе азъ иду, вы не можете приити: и вамъ глаголю нынъ.

— Дети! Недолго уже быть Мне с вами. Будете искать меня, и как сказал Я Иудеям, что куда Я иду, вы не можете прийти, так и вам говорю теперь…

И молитвы, и церковный хор, устами певчих, рефреном повторяющий: «Слава долготерпению Твоему, Господи!», и горящие свечи в руках у прихожан, молящихся вместе со священнослужителями, и само убранство собора, и Патриарх — все это было чем-то для меня немыслимым, запредельным, нереальным, будто бы и не со мной происходящим. Все было для меня Чудом. Божественным…

И еще долго в метро во мне звучало:

«Заповедь новую даю вамъ, да любите друг друга: якоже возлюбихъ вы, да и вы любите себе…

Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга».

Маршрутный автобус, набитый битком, медленно тащившийся по пробкам от станции метро «Речной вокзал» по Ленинградскому проспекту, совсем сбавил скорость, въехав на мост через Московскую кольцевую автомобильную дорогу. Мост реконструировали: расширяли на две полосы в каждую сторону движения. Юркие легковушки, нагло подрезая — шло сужение проезжей части с четырех до одной полосы, — вклинивались в узкое пространство между автобусом и впереди ползущей машиной. Водитель резко нажимал на тормоз, пассажиры, зажатые, как сельди в банке, дружно переваливались вперед.

— Ты что, картошку везешь?! — крикнул кто-то из пассажиров.

— Он не виноват, — защитил водителя другой пассажир. — Стройку развезли!

— А что, теперь без моста остаться? Вплавь через водохранилище, а потом мелкими перебежками через МКАД?! — присоединился к обсуждению третий. И народ загудел, зашумел.

Водитель резко газанул, автобус натужно зарычал, выбросив черное облако дыма, и масса пассажиров качнулась назад.

— Я же говорю, картошку везет! — закричал от возмущения первый голос.