— Да, — ответила Франческа. — Именно поэтому я и настояла на своем приезде сюда. В противном случае я бы наверняка задержалась в Милане, чтобы хоть немного насолить мамочке и Карло. При мне ей уже не так просто строить глазки своим молокососам.
— Франческа, ты просто чудовище! — смеясь, всплеснула руками Кэссиди.
— Вот и мамочка так говорит. Скажи, Кэсс, он умирает? — вопрос был задан столь внезапно, что Кэссиди не успела соврать,
— Видимо, да, — сказала она.
— И — скоро?
— Наверное.
В комнате воцарилось молчание. Когда наконец Франческа подняла голову, в глазах её стояли слезы.
— Но ведь он так хорошо выглядит! — воскликнула она.
— Да, милая, — со вздохом ответила Кэссиди. — И хоть за это мы должны быть благодарны Господу. Кто знает, а вдруг врачи ошибаются? Они ведь нередко ставят неверный диагноз. Хотя Мабри в это не верит.
— Дядя Эмберсон говорит, что это Ричард Тьернан сводит папу в могилу. И что смерть Шона будет на его совести, как и убийства других людей.
— О нет! — с жаром воскликнула Кэссиди. — Как раз Ричард папу вдохновляет! Придает ему сил и воли к жизни. Возможно, ты и не знаешь, Франческа, но Шон стал совершенно одержимый — он живет только своей книгой. Не знаю, что бы сейчас было с ним, если бы не Ричард и не работа. Для него ведь именно это главное на свете — успех и работа.
— Ну да, а на родных детей ему наплевать, — со вздохом закончила Франческа. — Хотя мы ведь с тобой все равно его любим. Правда, Кэсс?
— Ну конечно, милая, — улыбнулась Кэссиди. — Как, кстати, и он — нас, хотя и в меру своих возможностей.
Франческа снова вздохнула.
— До чего жаль, что у меня не такой папа, как дядя Эмберсон, — с чувством промолвила она. — Заботливый, внимательный к моим нуждам, готовый ради того, чтобы отомстить за меня, преследовать врагов до последнего вздоха.
— А вот мне вовсе не кажется, что тебе будет приятно очутиться в положении после которого кому-то понадобилось бы за тебя мстить, — сухо промолвила Кэссиди. — Разве тебе самой хотелось бы оказаться изувеченной или — не дай Бог! — убитой? — Она пыталась хоть таким образом повернуть их беседу в разумное русло.
— Да я толком и не знаю, — призналась девочка. — Мне всего тринадцать, и голова моя полна романтических бредней. Не говоря уж о том, что в моих жилах течет половина итальянской крови, а половина — ирландской.
— Американской, — снова поправила Кэссиди.
— В том смысле, что мне вовсе не улыбается перспектива оказаться в больнице с переломанными костями или тем более — сыграть в ящик. А вот мысль о некотором… хм, сексуальном насилии приятно будоражит кровь, призналась Франческа с неподражаемым простодушием.
— Боюсь, что, привыкнув к самостоятельности и независимости, ты найдешь генеральскую любовь довольно навязчивой, — заметила Кэссиди.
— Увы, это вполне возможно, — вздохнула Франческа. — Эх, как мне хочется, когда я вырасту, быть похожей на тебя, а не на мою мамашу!
— Мы с твоей мамой совершаем совершенно одинаковые и дурацкие ошибки, — призналась Кэссиди.
— Не совсем. Мамочка выбирает мужчин, которые без конца ей льстят и всячески тешат её самолюбие; с ними она чувствует себя моложе и красивее. Но на риск она никогда не пойдет, даже ради меня.
Кэссиди натянуто улыбнулась.
— Тогда как я стараюсь избегать мужчин, а не выбирать их — да?
— Нет, ты просто не умеешь выбирать правильно. — Франческа лукаво заулыбалась. — Господи, до чего же мне не терпится познакомиться с Ричардом Тьернаном! Я просто сгораю от нетерпения.
В это мгновение в дверь их комнаты забарабанили, так громко и нетерпеливо, что сердце Кэссиди тревожно екнуло, предчувствуя беду. Франческа уже шагнула, чтобы открыть, но не успела — дверь распахнулась, и они увидели Мабри. Лицо её было белым, как полотно, по щекам катились слезы.
— С вашим отцом совсем плохо, — давясь от слез, выдавила она. Вызвали "скорую", но, боюсь… уже поздно.
Сидя в самолете, Ричард закрыл глаза и устало откинулся на спинку кресла. Все кончено, он сжег за собой все мосты. Общаясь с детьми, он так беззаботно играл с ними, что ни девочка, ни мальчик даже не заподозрили, что сердце его разрывается от горя.
Детишки спрашивали про Кэсси, и ему пришлось обмануть их. А куда было деваться? Детям было с ней хорошо, и она могла бы их спасти, но, увы сбежала. Не выдержала последнего испытания.
Не мог Ричард, да и не должен был винить её за это, но у него это не получалось. В его жизни не оставалось места для сострадания и прощения. Ради детей он готов был пойти на любые жертвы, а Кэссиди в конце концов сделала свой выбор сама.
Он попытался представить себе, что его может ждать по возвращении в Штаты. Обратилась ли Кэсси в полицию? Встретят ли его вооруженные до зубов полицейские?
Однако почему-то Ричарду так не казалось. Как не верил он и в то, что Кэссиди расскажет Шону то, что сама считает правдой. Конечно, она сейчас у Шона. Больше ей не к кому податься. Кэссиди загнана, растеряна, запугана до предела. И все-таки не настолько, чтобы предать его.