Под ризой епископа

— Не поверю, — признался Сидоров, — ей богу, не поверю, хоть клянись. Не пьют только те, кому не подают да у кого денег нет. А мы, слава богу, пока живем, душу не морим. Ну, уважь, гражданин начальник, выпей, — настаивал он. — В теперешние-то времена все хлещут почем зря. Я скажу так: пусть пьют по-людски, у кого ум не пропит. А вот, к примеру, сосед у меня квелый, во рту ни единого зуба, хозяйство — ни кола ни двора, так он последний грош отдаст за выпивку. А почему? Жрать-то, говорит, мне все одно нечем, потому как зубов нет, а самогон жевать не надо.

Ковалев понял: хозяин не отстанет, взял стакан, чокнулся и чуть-чуть пригубил.

— Сильный же ты мужик! Как тебя хушь кличут-то?

— Димитрий.

— А по батюшке?

— Молод еще, рано по батюшке величать.

— Одобряю таких, давай пять! Ты мне навроде как сынок.

Ковалев, наблюдая за Сидоровым, понял, что в самом деле повел себя правильно, расположил к себе хозяина.

— Нешто я не понимаю, какая должность чего от человека требует. Тебя, к примеру, твоя должность не отпускает ни в день, ни в ночь, все работаешь и работаешь. Отдохнул бы у меня денька два. Живу в достатке, все есть, окромя птичьего молока.

— Спасибо, Егор Григорьевич, но не могу. Дельце есть у меня к вам, — не стал дослушивать Ковалев хозяина.

— Сказано ведь: чем могу — помогу.

— С Кожевиным Куприяном давно дружите?

— Дружил да забыл.

— Что так?

— Э-э, тут, брат, дело хитрое, — Сидоров подмигнул и поднял указательный палец. — Мельница-то моя на три колхоза. Все мое начальство — сельский Совет, он и легурирует все дела, доверяет мне — и все тут. А этот гусь сует нос куда не следует. Помол ему давай первому, а гарнец с него брать — и не моги. Пьяный как заявится, за грудки хватает: ставь ему кумышку, хушь из колена выломи. Не дашь — драться лезет. Фулиган и нахал, больше о нем ничего доброго не скажешь.

— Действительно, я слыхал уже, драчлив он свыше всяких мер, — подхватил Ковалев, — с самим председателем Романовым, говорят, когда-то подрался.

— И это было. Неужто я дожил до седых волос да врать буду, — уверял Сидоров. — Романов ему не поддался, а драка была. Ты хочешь от меня узнать, из-за чего она произошла, кто зачинщик?

— Не совсем. Мне уже многие рассказывали про это. А вы вот лучше бы мне про другое поведали: кто с ним в тот день на мельницу-то приезжал?

— С Кожевиным, что ли? Такой узкоглазый, на татарина похожий?

— Вот-вот.

— Так то Митька Крюков с Юрков. Он там в староверской церкви псаломщиком служит. Как драка-то завязалась, так Митька отвязал коня, вскочил в розвальни — и был таков. Трусоват, знать-то, не шибко любит али боится таких спектаклев. Али не знаете? С виду тихоня, а хитер, ровно лиса. С Кожевиным-то они давно не разлей вода, задушевные дружки. Все о чем-то шепчутся, промеж себя судачат, других сторонятся. Пес да и с вами, думаю, толкуйте, сколь хотите, а я и без вас не пропаду. Частенько они ко мне наезживали. А вот после той драки — все, шабаш! Отшил пакостников. Мне с ними не детей крестить.

Ковалев обвел взглядом просторную избу. Это не ускользнуло от Сидорова.

— Ежели ты завидуешь, что у меня дом на двоих-то со старухой великоват, то признаюсь тебе, — дело прошлое, — сполна я отсидел за эти вот, будь они неладны, бревнышки. И вот ведь ерунда какая приключилась: выписал меньше, вывез же побольше. Навроде бы што тут такого: лесу не убудет, а однако приписали статью того кодекса. Так что не завидуй, дорого мне дом-то обошелся. Да кабы не денежки, всыпали бы мне лет с десяток, а так я три отсидел — и квиты. Не нами это придумано. Нонче тот мудрен, у кого карман ядрен. Были бы деньги, за них все сделать можно, стало быть.

Сидоров, выпивший за разговором еще стакан, заметно начал хмелеть. Он положил кулаки на стол, склонил на них лохматую, давно не чесанную голову и затянул:

Цыганка с картами, дорога дальняя,
Дорога дальняя в казенный дом.
Быть может, старая тюрьма Таганская
Меня несчастного по новой ждет.[27]

К нему подошла хозяйка, тучная, проворная женщина, толкнула в бок.

— Опять набрался никак? Гость-то сидит, ни в одном глазу, а он ровно бык опоенный уж замычал.

Сидоров поднял голову, встрепенулся.